Река Шестакова впадает в вершину Пенжинской губы к северо-западу от устья Пенжины. В русских документах начала XVIII века река носила название Эгач (Эгача). Названа Шестаковой в связи с гибелью здесь в 1730 году казачьего головы Афанасия Федотовича Шестакова, который был организатором и одним из руководителей правительственной экспедиции с целым рядом задач политического и экономического характера. 

Отряду Шестакова, в частности, предписывалось привести в русское подданство «немирных» чукчей и коряков, уладить их враждебные взаимоотношения, восстановить разрушенные русские остроги по рекам Пенжине, Олюторке для обеспечения безопасности пути из Якутска на Камчатку и в Анадырский острог.

Экспедиция должна была решить и некоторые географические задачи. Обеспечение ее возлагалось на тобольского губернатора М. В. Долгорукого.

Соображения Сената о посылке экспедиции А. Ф. Шестакова изложены в донесении императрице от 18 января 1725 г.:

«1. Что те земли прилегли к Российскому владению и ни у кого не подвластныя, и к содержанию и владению под Российскою державою нетрудный, но таковыя, каковы во всей Сибири в подданстве обретаютца.

2. Для прибыли государственной, понеже в тех местах соболь и протчей зверь родитца и оттуду вывозитца.

3. Для познания по Восточному морю морского ходу, от которого может впредь воспоследовать комерция с Японною или Китайскою Кореею, понеже между Камчатки и Удского и Дамского берегов море (Охотское— В. Г.) теплое, а не ледовитое.

4. Наипаче для предбудущей заимки, пока нихто других земель… в те новосысканные земли не вступили и никакой претензии не имеют…».

Благоприятный случай для организации такой экспедиции представился с приездом в Петербург в 1725 г. из Якутска казачьего головы Афанасия Федотовича Шестакова. Как писал обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов, «явился приежжей из Якуцка казачей голова Шестаков (о котором иные оказывали добрым, а другие называли плутом) с доношением, требуя итти с партией на Камчатку для усмирения и покорения тамошних немирных народов и сыскания в подданство новых земель и островов, у коего довольно наведался о тамошних местах, приложил стараться о исполнении действом. И как то ево предложение дошло в Сенат, то довольно учинено из Сената представления тогда бывшему Верховному Совету, откуду и апробация получена».

По сообщению Г. Миллера, Афанасий Шестаков был «такой человек, который ни читать, ни писать не умел, но по одной памяти рассуждал». Однако А. Ф. Шестаков обладал большой энергией и умел заинтересовать своими рассказами.

Когда Афанасий Федотович был в Петербурге, он показывал «разные карты его сочинения», которые представляли собой грубые чертежи, но привлекли внимание и получили известность. Некоторые данные из этих чертежей о северо-востоке Азии, об «о-ве Копая» и «Большой Земле» против Колымы попали через  И. Делиля на карты Ф. Бюаша, о которых последний докладывал 9 августа 1752 г. Парижской Академии наук. Чертежом А. Ф. Шестакова пользовался также И. К. Кирилов  — выдающийся человек своего времени — государственный деятель, ученый, сподвижник Петра I.  

Иван Кириллович Кирилов

Кирилов считается одним из основоположников российской академической географии. Картограф, историк и правовед, он был настойчивым сторонником налаживания взаимовыгодной торговли России с Востоком. 

Содействие, оказанное А. Ф. Шестакову Кириловым, ускорило организацию экспедиции, и 9 февраля 1727 г. в журнале Верховного тайного совета по донесению Сената записано: «Решено дать Шестакову солдат и при них офицера», Указом Сената от 3 мая того же года, составленным по указу Верховного тайного совета от 31 марта, предусматривались меры по призыву в подданство «изменников иноземцов и вновь сысканных», которые «прилегли к Сибирской стороне», по улучшению пути из Якутска па Камчатку, устанавливалась численность служилых в Якутске с «присудствующими острогами» и т. д. Решено было «послать кого из обер-офицеров искусного человека по рассмотрению губернаторскому, с ним казачья голову Шестакова» с отрядом из 400 человек служилых и, кроме того, с «казачьими детьми и иноземцами» — коряками, юкагирами, ламутами. Отряд должен был восстановить разрушенные остроги на реках Пенжине и Олюторке и примирить олюторских и островных (с Карагинского о-ва) «иноземцев». Из Олюторского острога отряд должен был идти в разные места по усмотрению обер-офицера и А. Ф. Шестакова для «приведения иноземцев» в подданство, при этом следовало «поступать по тамошним случаям и местам». Снаряжение экспедиции и руководство ею возлагались на тобольского губернатора М. В. Долгорукова. С экспедицией поехали штурман Я. Генс, подштурман И. Федоров, геодезист М. С. Гвоздев, рудознатец С. Гардеболь.

А. Ф. Шестаков выехал из Петербурга в июне 1727 г. В Тобольске к экспедиции присоединился капитан драгунского Тобольского полка Д.И. Павлуцкий, назначенный командиром экспедиции и имеющий особую инструкцию о покорении туземцев. Заносчивый и склонный к самоуправству, А. Ф. Шестаков всю дорогу до Якутска ссорился с Д. И. Павлуцким. Дело доходило даже до драки, как пишет историк Сгибнев. Их мирил монах Иван Козыревский.

В указе от 16 сентября 1728 г., полученном экспедицией уже в Якутске, сибирский губернатор М. В. Долгоруков пишет, что Д. И. Павлуцкий и А. Ф. Шестаков своим несогласием чинят «означенной партии экспедиции продолжение и остановку». Далее в указе сказано: «Надлежит тебе, капитану Павлуцкому и казачью голове Шестакову поступать во оной партии во всем с общего согласия и, ежели кого за вины надлежит штрафовать, и тех людей наказывать, по коих мест ты капитан и: Шестаков будете в одном месте обще, а одному ему Шестакову как штурмана, так и протчих служилых людей бить без согласия твоего, капитанскою, веема не подлежит, понеже ты, капитан, по силе вышепомянутого указу, числился первым командиром, а он Шестаков — вторым. А что он Шестаков тебе, капитану, сказывал у себя особливой его императорского величества указ из Санкт-Питербурха, то ему Шестакову, буде оной указ у него имеетца, прислать в губернскую канцелярию с того указа копию, и капитану Павлутцкому донести о немедленном отправлении своем в назначенную партию».

Но А.Ф.Шестаков продолжал действовать по своему усмотрению. Он прожил в Якутске целый год, ознаменовав свое пребывание там проявлением грубого самоуправства и даже присвоением казенных денег. Когда многочисленные жалобы на его недопустимое поведение привлекли внимание правительства, он спешно выехал в середине 1729 г. в Охотск с частью команды. Не доезжая Юдомского Креста, А. Ф. Шестаков встретил возвращавшуюся Первую Камчатскую экспедицию. Вслед за А. Ф. Шестаковым в Охотск по приказу Д. И. Павлуцкого выехали штурман Я. Генс, подштурман И. Федоров и ботовой подмастерье И. Спешнев – участник экспедиция Беринга. Сам Д. И. Павлуцкий направился в Анадырск.

В Охотске Афанасий Шестаков к осени закончил постройку двух судов: большого судна, названного «Восточный Гавриил», и судна меньшого размера, названного «Лев», а также принял суда В. Беринга — «Св. Гавриил» и «Фортуна».

А. Ф. Шестаков намеревался плыть на «Восточном Гаврииле» в сопровождении судна «Лев» вдоль берега Охотского моря к северу, проникнуть на р. Олюторку и покорить коряков, а затем сухим путем пройти до Анадырска. «Св. Гавриил» под командой племянника Шестакова — Ивана Григорьевича — должен был идти из Охотска к Камчатке и далее вдоль ее западного берега на юг, а затем до Удского острога, описывая на пути все реки, и осмотреть Шантарские острова. Оттуда он должен был пройти мимо Курильской гряды в Нижне-Камчатск, производя по пути опись всех островов и, если позволит время, исследовать «Большую землю». Наконец, «Фортуна», под командой сына А. Ф. Шестакова — Василия Афанасьевича Шестакова — должна была обеспечивать связь с Большерецком и обследовать Курильские острова.

Все эти планы окончились неудачей. А. Ф. Шестаков, выступивший осенью 1729 г. с мореплавателем Никифором Треской, высадился из-за непогоды, не доходя Тауйского острога. Отсюда А. Ф. Шестаков с отрядом в 106 человек, вскоре возросшим до 150 человек, состоявшим почти сплошь из якутов, ламутов в тунгусов (русских было только 19 человек), двинулся 23 ноября 1729 г. сухим путем для завоевания районов до Анадырска. Но 14 марта 1730 г. в стычке с чукчами на р. Эгаче А. Ф. Шестаков был убит. Позднее она была названа Шестаковой, как острожек (затем селение) у ее устья и соседний морской остров напротив.

Из уцелевших людей часть (в нее входили казаки) пробралась в Анадырск, доставив туда тело А. Ф. Шестакова и собранный ясак. Часть же вернулась к Тауйскому острогу.

Выступившее вслед за А. Ф. Шестаковым в сентябре из Охотска судно «Лев», не найдя А. Ф. Шестакова, остановилось зимовать у устья р. Ямы и было здесь сожжено напавшими коряками, которые перебили почти всю команду (уцелело только пять человек).

Иван Шестаков в сентябре 1729 г. отправился на «Св. Гаврииле» с мореходом К. Мошковым к югу; но 3 сентября судно, пройдя около 400 верст, было противным ветром отброшено к Камчатке и занесено в Пенжинскую губу (залив Шелехова). Перезимовав в Большерецке, Иван Григорьевич в сопровождении штурмана Я. Генса достиг в 1730 г. Удского острога, плавал оттуда на восток и осмотрел Шантарские острова. Он заходил в устье Амура и сделал промеры глубин, о чем, пользуясь «скаской» участника этой экспедиции Ильи Скурихина, сообщал в донесении в Сенат бывший полковник Тимофей Горнистов: «На одном устье явилось глубины пятнадцать сажень, а широты полверсты, а на других устьях ходу нет понеже мелко». Он же сообщил, что «на том устье живут иноземцы, прозываемые гиляки, тысяч с сорок по морскому берегу и по островам», которые «ни у кого не в подданстве».

Отряд Ивана Шестакова, по-видимому, описал южную часть западного берега Охотского моря и сделал чертежи. Вернувшись в Большерецк, а потом в Охотск, И. Шестаков в сентябре 1730 г. по приказу Д. И. Павлуцкого сдал судно Я. Генсу. Сюда же, по письму охотского приказчика, 6 июля прибыл из Тауйского острога бот «Восточный Гавриил».

Василий Афанасьевич Шестаков посетил на «Фортуне» четыре Курильских острова, где живут «иноземцы курильской породы», и взял с них ясак за 1730 г.

Результаты плавания Ивана Шестакова, вероятно, нашли отражение на составленной Я. Генсом в 1733 г. в Охотске карте Камчатки, Курильских островов и Пенжинского (Охотского) моря. На ней более правильно, чем на других картах того периода (И. М. Евреинова 1722 г., П. А. Чаплина 1729 г.), изображен западный берег Охотского моря, особенно его южная часть. К сожалению, эта карта не была использована при составлении других карт, появившихся в ближайшие годы. В «Атласе 1745 г.» берега Охотского моря изображаются по трафарету, принятому еще И. М. Евреиновым, в виде двух линий, идущих с запада на восток и с севера на юг и сходящихся примерно под прямым углом.

Карта Атласа  Российской империи 1745 года

На карте Я. Генса обращает на себя также внимание изображение вдоль восточного берега Камчатки, на расстоянии, примерно равном ширине Охотского моря, полосы земли с надписью: «положено сие на знак острова или песку».

Впоследствии  астроном, геодезист, картограф, физик, историк науки Иосиф Делиль, основываясь на устном сообщении В. Беринга, также нанес на карте, составленной им в 1752 г., против Камчатки землю (приблизительно у 50° с. ш.). 

Источники:

1. Греков, В.И. Очерки из истории русских географических исследований в 1725-1765 гг./ В.И. Греков.- М.: Издательство академии наук СССР, 1960.- 425 с.

2. Мартыненко, В. Камчатский берег: историческая лоция: [справочное издание] /Валерий Мартыненко. — Петропавловск-Камчатский: Дальневост. кн. изд-во, Камч. отд-ние, 1991. — 190 с.: ил. — Указ. геогр. названий: с. 180–186.