Даррелл в Эшоби

Взявшись за свою первую книгу, Джеральд Даррелл чётко понимал, что успех его первых маленьких рассказов для радио, абсолютно не является гарантией того, что с большими формами всё получится так же. Зато название у него было уже готово: «Перегруженный ковчег», — исходя из своей практики перевозки животных на пароходах, Даррелл намекал, что у известного библейского персонажа должны были возникнуть большие проблемы с размещением на борту «всех тварей по паре». Ну и удивительным образом это название перекликается с последующей деятельностью Даррелла, ведь организованный им зоопарк и действующий при нём Фонд защиты животных, это тоже своего рода «ковчег».

Дебютная книга писателя-анималиста Джеральда Даррелла, вышедшая в свет в 1953 году.

Совсем уж желторотым птенцом в писательском деле Джеральда, разумеется, даже тогда назвать было нельзя. Благодаря своему старшему брату, Джерри ещё с детских лет имел представление об азах писательского мастерства. Лоуренс, который давно и осознанно избрал себе путь литератора и уже добился большой популярности, и сам отвечал на вопросы младшего брата, но, наверное, ещё больше на того повлияли литературные споры Ларри со своими друзьями, которые косяками слетались к гостеприимному дому Дарреллов. Тем любопытней, что основной вклад в формирование именно неповторимого стиля Джеральда внёс средний брат. Много лет спустя наш герой рассказывал своему другу, критику Дэвиду Хьюзу, о том, как создавалась первая книга:

«Все началось давным-давно, когда Лесли приезжал домой из школы по выходным и рассказывал мне истории про Билли Бантера*. Он всегда приукрашивал их собственными изобретениями и рассказами о школьных приключениях. У него был дар, не меньший, чем у Ларри, но не столь хорошо развитый. Бессознательно я усвоил его манеру рассказывать истории».

(* — Уильям Джордж Бантер – персонаж рассказов Чарльза Гамильтона, публиковавшихся в еженедельной газете для мальчиков Магнит с 1908 по 1940 год. Впоследствии Бантер появлялся в романах, на телевидении, в театральных постановках и в комиксах).

Раз уж здесь зашла речь о Лесли, скажу и о нём несколько слов, поскольку его помощь брату не ограничивалась рассказами захватывающих историй. Например, когда в самом конце и первой и второй экспедиций у Джеральда возникла острая необходимость перехватить некоторую сумму, деньги ему одолжил именно средний брат. Ну и у него же, разумеется, он брал тогда ружья, без которых в диком лесу даже самому миролюбивому натуралисту делать нечего. К сожалению, со временем от этих отношений не осталось и следа. Несмотря на то, что Лесли тоже был очень одарённым (помимо таланта рассказчика, он ещё и хорошо рисовал), из всех четырёх детей Луизы Даррелл он так и остался самым загадочным.

Лесли, средний из братьев Даррелл

Информации о нём очень немного, в частности, и о тех тёмных историях, шлейф от которых испортил его отношения с братьями. К концу жизни (умер он первым из детей, в 1982-м году от инфаркта) с ним общалась только добросердечная Марго. Кстати, Лесли оказался и единственным из Дарреллов, кто не оставил после себя литературного наследия. История появления единственной книги Маргарет «Что случилось с Марго?» тоже интересна: она написала её ещё в 60-х годах, но потом забросила на чердак, где рукопись пылилась тридцать лет, пока её там не нашла уже внучка Марго — Трэйси Бриз. Опубликована книга была только в 1995 году, но, к сожалению, на русский язык пока ещё не переведена, не смотря на хорошие отзывы. Есть надежда, что её переведут к 2025-му году – году столетия Даррелла.

Книга Маргарет Даррелл «Что случилось с Марго?»

Вернёмся к мукам литературного творчества. Осознавая, насколько высоки ставки, Даррелл трудился над своей первой книгой изо всех сил. Одним из главных разочарований в то время для него оказалась практически полная непригодность для творческого процесса дневниковых записей. Дневники Джеральд начал регулярно вести ещё на Корфу благодаря своему первому учителю Джорджу Уилкинсону и пронёс эту полезную привычку через всю жизнь. Но сейчас они могли быть использованы только для восстановления общей канвы событий. Кроме того, на страницах было множество пятен от чая, лекарств и прочего, вплоть до «личных печатей» пернатых и волосатых питомцев. Джеральду приходилось часами расшифровывать собственные записи, проявляя недюжинные способности детектива. Все кусочки этих «паззлов» нужно было ещё состыковать между собой, поскольку рассказ в «Перегруженном ковчеге», в отличие от дневников, ведётся не в строго хронологическом порядке. Здесь огромную услугу Дарреллу оказала его феноменальная фотографическая память. «Грубо говоря, я способен запомнить все с яркостью глянцевой журнальной обложки, — утверждал он. — Моя память настолько точна, что я могу путешествовать по ней и с помощью ножниц вырезать нужные для книги куски».

Многие впоследствии высказывали подозрения, что Джеральд просто придумывал все эти мельчайшие подробности, которые так живописно украшают страницы его книг, но за прошедшие годы всем желающим многократно предоставлялась возможность проверить и лишний раз удостовериться в том, что память автора действительно почти никогда не давала сбой.

Трудностей было очень много. Даррелл вспоминал: «Начиная работу над «Перегруженным ковчегом», мне было трудно передать характеры людей. Наконец я понял, что легче всего это сделать, если дать описание и передать речь персонажа — большинство людей любят прямую речь. Сначала я решил имитировать речь физически, но на бумаге сделать это невозможно. Поэтому мне пришлось сидеть и придумывать, как бы облечь в слова собственные впечатления. Мне пришлось научиться монтировать книгу, если говорить языком кино. Я научился редактировать события, чтобы они переходили одно в другое легко и непринужденно, выискивать эпизоды, которые могли бы связать мой замысел воедино и придать ему законченную форму».

Ещё одна проблема заключалась в том, что Джеральд не хотел идти по стопам предыдущего поколения писателей, создававших книги о путешествиях и животных: «Я старался прежде всего не быть скучным, пытался создать словесную картину тех стран, по которым путешествовал. Помимо этого, я изо всех сил старался сделать так, чтобы даже самые уродливые — по человеческим стандартам, конечно, — звери, птицы и рептилии выглядели в моей книге симпатичными и интересными. Достаточно только посмотреть на них непредубежденным взглядом».

А вот со следующей задуманной особенностью книги у автора наверняка особых проблем не было: «В детстве я читал множество книг, называющихся «Девяносто лет в Тибете» и тому подобных, — говорил он впоследствии, — и в них полностью отсутствовал юмор. Смертельная скука пронизывала их от первой до последней страницы. Я твердо решил, что, если когда-нибудь напишу книгу о путешествиях, она будет веселой».

Но вот, Джеральд закончил писать, а Джеки перечитала всё несколько раз, исправила все бессчётные ошибки и наконец-то отправила книгу в издательство с припиской, что автор является братом знаменитого Лоуренса Даррелла. Потянулись кажущиеся бесконечными дни. В это время Дарреллу поступили два предложения о работе: из Судана и Уганды. От первого он отказался сам, поскольку ему пришлось бы на два года оставить Джеки, а второе вскоре отозвали сами работодатели.

                                                                                                                                          Джеки Даррелл

Через шесть недель после отправки рукописи Джеральд получил письмо из издательства. Ему сообщали, что его рукопись прочли и согласны напечатать. Понимая, насколько легко начинающему писателю попасть в кабалу к издательству, Даррелл решил написать литературному агенту своего брата, Кертису Брауну, сыну основателя крупного агентства, которое представляло интересы таких знаменитостей, как Сомерсет Моэм и Алан Милн. Агент ответил немедленно и попросил прислать экземпляр рукописи. Через несколько дней пришло новое письмо от Брауна: не может ли автор приехать в Лондон, чтобы встретиться с ним? Автор приехать не мог. У него не было денег на билет.

Агент всё понял без лишних слов и вскоре Даррелл получил конверт с чеком на сто двадцать фунтов (примерно 2.500 современных фунтов, или 250.000 современных же рублей). «В это было невозможно поверить, — вспоминает тот удивительный день Джеки. — Впервые мы получили физическое подтверждение того, что кто-то поверил в способности Джерри». Через некоторое время от агента пришла ещё одна телеграмма: «Продал американские права за пятьсот долларов. Поздравляю. Спенсер». (Пятьсот долларов США равнялись примерно семи с половиной тысячам фунтов стерлингов на сегодняшние деньги.)

«Лед тронулся», — вспоминала Джеки.

Итак, о чём же была первая книга Джеральда Даррелла? Разумеется, она было о первой поездке за животными, о чём же ещё он мог тогда писать! Задумана экспедиция была, как уже говорилось, в 1946-м году. Только что отгремела Вторая Мировая война, и поездки в иностранные государства были почти невозможны. Относительно проще было организовать посещение тех осколков Британской Империи, на которые она начинала активно разваливаться после войны. Даррелл выбрал Британский Камерун, но это был только первый шаг, сделав который, Джеральд столкнулся с огромным количеством вопросов, которые валом нахлынули на него. Когда ехать, на чём, с кем договариваться на месте, как организовать доставку животных в Англию… Напомню, что на всё это должен был отвечать 21-летний парень, который никогда в жизни не организовывал никаких самостоятельных предприятий. И тут нашему герою в очередной раз повезло.

Даррелл в Камеруне

Напомню, с чего начинается «Перегруженный ковчег»: «Предлагаемая вниманию читателей книга рассказывает о шестимесячной экскурсии, совершенной мной и моим компаньоном в глубь больших тропических лесов Камеруна в Западной Африке». Звали «компаньона» Джон Иелланд. Из книги мы знаем, что он интересовался птицами и не терял спокойствия даже в самых критических ситуациях. Лучшие свои качества он продемонстрировал, например, когда в их африканском лагере из специального пруда сбежали маленькие крокодильчики:

«…Около сорока маленьких крокодилов с. перепугу выскочили на берег и устремились в открывшийся проход. Вся площадка заполнилась крокодилами, быстро и проворно разбегавшимися в разные стороны с угрожающе разинутыми мордами. Я позвал на помощь, и со всех сторон ко мне бросились слуги, работавшие на кухне, в отделении птиц и в других местах. В моменты кризисов, подобные описываемому, все наши помощники независимо от их участка работы обязаны были являться на зов. В арьергарде, лишний раз подтверждая укоренившуюся за англичанами репутацию хладнокровных и невозмутимых людей, обычной своей неторопливой походкой шествовал Джон. Ко времени его появления на площадке большинство пресмыкающихся уже укрылось в кустарнике. Увидев только одного или двух крокодилов, он, естественно, поинтересовался, чем вызван весь шум и крик.

– Я думал, что у тебя разбежались все крокодилы, – огорченно сказал он, – только поэтому я и пришел сюда.

Словно в ответ из травы выползли пять крокодилов и закружились вокруг Джона. С минуту Джон задумчиво смотрел на них, не обращая внимания на тревожные крики слуг, затем нагнулся, поднял одного крокодила за хвост и протянул его мне.

– Вот один из них, старина, – сказал он спокойно.

– Не держи его так, Джон, сейчас он повернется...

Но я не успел закончить фразу. Маленькое пресмыкающееся изогнулось и вцепилось челюстями в пальцы Джона. К чести Джона следует сказать, что он не проронил ни звука: стряхнув крокодила на землю, он покинул площадку.

– Полагаю, что я тебе больше не нужен, – проговорил он на прощание, облизывая пальцы. – Я ведь занимаюсь только птицами.

Он вернулся в хижину и навернул себе на палец огромную повязку. Все остальные провели жаркий мучительный час, загоняя крокодилов обратно в пруд и восстанавливая вокруг него решетки».

Фото из журнала LIFE о пребывании Дж. Даррелла в Африке

Добавим несколько штрихов к портрету Джона Иелланда, дружбу с которым Даррелл пронёс через всю жизнь. Во-первых, он был в два раза старше Джеральда. Во-вторых, в отличие от младшего коллеги, обладал серьёзным авторитетом в зоологических кругах: он был известным орнитологом, основателем Фонда охраны птиц и куратором отдела птиц в Лондонском зоопарке. Собственно, благодаря Иелланду и состоялась первая экспедиция Даррелла: именно он поверил в никому не известного пацана и, согласившись участвовать в его авантюре, поддержал своим авторитетом и опытом.

Начиналась экспедиция непросто, но вот, наконец, все необходимые разрешения были получены и уже зарезервированы каюты и места для багажа на грузовом судне, отправлявшемся в Камерун. В конце сентября 1947 года Джеральд получил новый паспорт. В нем говорилось, что он зоолог, проживает в Борнмуте, имеет синие глаза, каштановые волосы и рост в пять футов семь дюймов (170 см).

29 ноября 1947-го года компаньоны поднялись на борт судна, отправили прощальные телеграммы всем родным и отослали воздушные поцелуи провожающим. После этого они ещё долгих две недели проторчали на рейде Ливерпуля, ни на сантиметр не приблизившись к цели. Дело в том, что старенький сухогруз, который должен был доставить их в Африку, был недавно получен Англией от Германии в счёт репараций, и британский экипаж никак не мог разобраться в том, как функционируют немецко-фашистские механизмы.

В конце декабря звероловы всё же добрались до Виктории – столицы Британского Камеруна. Далее путь компаньонов пролегал в посёлок Бакебе, где они разделились: Джон остался здесь, организовывать базовый лагерь, а Джеральд отправился дальше, в маленькую деревушку Эшоби, где, по слухам, можно было поймать самых редких животных. И если Бакебе был вполне приличным, по камерунским меркам, посёлочком (в это трудно поверить, но там даже был магазин!), то Эшоби был феерической дырой, куда не только не было дороги, но даже тропинку, порой, трудно было разглядеть. В своей книге Даррелл описывает своё пребывание там в позитивных красках, но на самом деле место это было не из весёлых. Вот что он записал в день приезда в своём дневнике: «Вокруг меня собралось все население деревни, демонстрируя симптомы всех известных науке болезней — от фрамбезии до проказы». 

Фото из журнала LIFE о пребывании Даррелла в Африке

Скорее всего, именно там Даррелл подцепил малярию и лихорадку. Если про приступ малярии, который настиг его перед самым возвращением в Англию, Даррелл упомянул в книге, то про более ранний случай с песчаной лихорадкой писать не стал, хотя некоторые участки обратного пути из Эшоби в Бакебе его буквально несли на руках, — до такой степени плохо он себя чувствовал. Но, переболев физическими болезнями, Даррелл излечился как минимум от одной болезни духовной; речь идёт о так называемом комплексе большого белого человека. Насколько широко распространён был в Британии его культ можно судить по известному стихотворению Редьярда Киплинга:

Несите бремя белых, —
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей…

И далее в том же духе. Не избежал симптомов позорной болячки и Даррелл: в первых его письмах домой из Африки есть описание некоторых поступков, в которые мы – знающие автора только по его книгам – вряд ли бы поверили; но даже недолгого пребывания в забытой Богом деревушке, хватило Дарреллу, чтобы навсегда избавиться от гнусных повадок. Познакомившись ближе с жителями Эшоби, Джеральд увидел, что перед ним не недочеловеки, а открытые, смелые и добрые люди. После того, как Джеральд отбросил всю эту колониальную шелуху, он убедился в том, что африканцы способны на самую искреннюю и верную дружбу.

Кроме всего прочего, жители Эшоби сделали нашему герою ещё один подарок, главную жемчужину всей его коллекции – ангвантибо. Как уже говорилось, незадолго до Даррелла его безуспешно пытался поймать будущий директор Лондонского зоопарка Джордж Кэнсдейл, считавшийся признанным авторитетом по фауне Западной Африки. Самому Дарреллу тоже очень долго не удавалось даже увидеть таинственного зверька. Здесь мы, кстати, можем оценить честность и скромность автора «Перегруженного ковчега»: он не стал преувеличивать свою роль в поимке ангвантибо, и прямо написал, что его просто принёс в базовый лагерь охотник из Эшоби. И это произошло очень вовремя! Вскоре после этого из Англии пришло сообщение от приятеля Джеральда по Уипснейдскому зоопарку (и коллеги в следующих путешествиях) Кена Смита о том, что Британское зоологическое общество отправляет в Камерун на поиски ангвантибо легендарного зверолова Сесиля Уэбба. Ветеран-зоолог, объездивший с экспедициями половину мира, считал Даррелла и Иелланда новичками, неспособными поймать по-настоящему редкого зверя. К приезду конкурента Даррелл, стараниями всё того же охотника из Эшоби, основательно подготовился: «Уэбб оказался крупным, высоким мужчиной, — писал впоследствии Джеральд матери, — он беззаботно спросил нас, удалось ли нам поймать ангвантибо, на что мы ответили утвердительно. С превеликим удовольствием я сообщил ему, что у нас есть целых три ангвантибо!!!!»

Если ангвантибо были жемчужинами коллекции Даррелла, то настоящей звездой, причём в современном понимании этого слова, был шимпанзе Чолмондели (для друзей – Чемли). Кстати, впоследствии отправил его Джеральд в Лондонский зоопарк именно через Сесиля Уэбба. Обезьяну, для передачи в один из зоопарков Англии, отдал Дарреллу местный чиновник – англичанин. К моменту прибытия Чолмондели в лагерь звероловов, они не имели ни малейшего понятия о его возрасте и размерах.

«Чемли был доставлен к нам в небольшом фургоне, где он торжественно восседал в специально установленной клетке. Когда дверцы клетки открылись, Чемли вышел из нее с грацией и самоуверенностью кинозвезды. Я был поражен его размерами: пригнувшись на своих кривых ногах, он доставал мне до пояса, а когда он немного выпрямлялся, голова его оказывалась на уровне моей груди. У него были огромные руки, большая волосатая грудь по объему была в два раза больше моей. Крупные зубы, видневшиеся во рту, придавали его лицу неправильные очертания и зловещее, воинственное выражение. Маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели на меня умным понимающим взглядом. Макушка головы была у него совершенно голой; позднее я понял, что это вызвано было привычкой постоянно чесать голову рукой, что, по‑видимому, доставляло ему огромное удовольствие, но привело в результате к раннему облысению. Это не был, к большому моему сожалению, молодой шимпанзе: Чемли наверняка исполнилось уже восемь или девять лет. Это была зрелая, сильная и, судя по выражению лица, много повидавшая в жизни обезьяна. И хотя Чемли не был особенно красив (мне приходилось видеть более приятных шимпанзе), в нем с первого же взгляда чувствовался сильный независимый характер. Он смотрел по сторонам с удивительно умным выражением, в глазах его мелькали искорки иронического смеха, от которого человеку становилось не по себе.

Внимательно осмотрев всех окружающих, он повернулся ко мне и протянул для пожатия мягкую, с розовой ладонью, руку с тем стандартно скучающим выражением лица, какое можно заметить на лицах людей, по роду деятельности часто обменивающихся приветствиями и рукопожатиями с совершенно незнакомыми людьми. Вокруг шеи у него была переброшена толстая цепь, которая исчезала в глубине клетки в фургоне. На любой другой обезьяне такая цепь была бы символом порабощения и плена. Чемли, однако, носил ее с таким достоинством, с каким лорд‑мэр носит свои почетные ленты. Пожав мне руку, он повернулся к клетке и начал вытягивать из нее цепь, длина которой превышала пятнадцать футов. Аккуратно свернув ее в кольца, он набросил ее на руку и направился к дому с таким видом, словно он является его хозяином. В первые же минуты своего пребывания в лагере Чемли подчинил нас своему влиянию, и мы почувствовали в чем‑то его превосходство. Я чуть не извинился перед ним за беспорядок на столе в тот момент, когда он вошел в комнату.

Чемли уселся на стуле, скинул на пол цепь и вопросительно посмотрел на меня. Было очевидно, что он хотел освежиться после долгого утомительного пути. Я крикнул в кухню, чтобы для гостя приготовили чашку чаю. Меня уже предупредили, что Чемли любит бодрящие напитки. Пока Чемли сидел на стуле и разглядывал скромную комнату с плохо скрываемым отвращением, я подошел к его клетке и вытащил оттуда металлическую миску и огромную сплющенную металлическую кружку. Мое появление с этими предметами в руках заметно улучшило настроение Чемли, который одобрительным ворчанием похвалил меня за сообразительность.

Поджав ноги, Чемли продолжал молча разглядывать комнату. Я сел напротив него и вытащил пачку сигарет. Пока я доставал себе сигарету, Чемли положил на стол длинную черную руку и радостно заурчал. Ради любопытства я дал ему сигарету, которую, к великому моему изумлению, он бережно вставил в рот. Закурив, я протянул обезьяне коробку спичек. Чемли открыл коробку, вынул одну спичку, чиркнул ее, зажег сигарету, бросил коробку со спичками на стол, удобнее откинулся на стуле и с блаженным выражением стал выпускать из носа клубы дыма. Очевидно, эта обезьяна обладала уже многими человеческими пороками».

Фото из журнала LIFE

С этого момента началась настоящая, безо всяких преувеличений, дружба обезьяны и человека. Современных людей уже не удивит тот факт, что наши дальние родственники способны на очень многое: они умеют шутить и обманывать, изучают по нескольку языков и многое, многое другое. Достаточно вспомнить знаменитых шимпанзе-бонобо Канзи и гориллу Коко (не так давно она, увы, умерла). Но в середине прошлого века при виде настолько продвинутой обезьяны люди просто испытывали шок. В Англии на Чемли обрушилась бешенная популярность, его даже несколько раз приглашали на телевидение. Но даже став знаменитостью, Чемли не забывал о старых друзьях.

«Я не видел после этого Чемли более четырех месяцев, когда я навестил его в санатории в Риджент‑парке. Чемли жил в просторной комнате, наполненной соломой, и пользовался среди обслуживающего персонала санатория большой популярностью. Я не рассчитывал, что Чемли меня узнает: при наших встречах в Камеруне я носил легкое тропическое обмундирование и на моем лице были усы и борода, теперь же я был гладко выбрит и одет так, как принято одеваться в Англии. Но Чемли все же узнал меня. Издали заметив мое приближение, он забегал по комнате, подобрался к тому месту, куда я должен был подойти и встретил меня старым своим приветствием, слегка придавив зубами мой палец. Мы сели рядом, я угостил его сахаром, после чего, по установившейся традиции, мы закурили папиросы. Чемли осторожно снял с меня туфли и носки и проверил, все ли у меня в порядке с ногами. Закончив курить, он отнес окурок в дальний угол комнаты, подальше от соломы. Когда пришло время расставаться, он пожал мне руку и долго провожал меня взглядом через приоткрытую дверь комнаты».

В «Перегруженном ковчеге» глава о Чолмондели стоит как бы особняком. Даже неинформированному читателю она кажется непохожей на остальные главы ни по стилю, ни по настроению. И это действительно так, поскольку дописывал её Даррелл уже в самый последний момент перед отправкой книги в печать. В декабре 1952 года друзья показали ему статью в «Дэйли экспресс», где его главный враг, директор Лондонского зоопарка Джордж Кэнсдейл сообщил журналистам о судьбе Чолмондели следующее: «Он превратился в опасное животное. Порой он спокоен и уравновешен, а временами превращается в сущий кошмар. В канун Рождества он был в плохом расположении духа. К сожалению, мне пришлось принять единственно правильное в подобной ситуации решение и застрелить шимпанзе».

В своей книге Джеральд главу о Чемли завершил так: «Чемли дважды сбегал из клетки и этим навлек на себя гнев администрации. Из милого, умного животного, удостоенного даже права выступать по телевидению, Чемли вдруг превратился в свирепое и опасное чудовище, которое могло снова убежать и искусать каких‑либо почтенных граждан. Во избежание подобных ужасов Чемли был приговорен к смертной казни и расстрелян». Несмотря на то, что фамилию палача автор не назвал, это была перчатка, брошенная в конкретное лицо, и Даррелл с Кэнсдейлом так и остались непримиримыми врагами до конца жизни. Когда во время следующей экспедиции в Камерун Джеральду удалось поймать маленького шимпанзе, он назвал его Чолмондели.

Даррелл не стал завершать книгу на грустной ноте, поэтому и я закончу свой рассказ о первой экспедиции, вернув нашего героя к моменту его триумфального возвращения на родину. 10 августа 1948 года в четыре часа вечера «ковчег» вошел в доки Ливерпуля. Африканское путешествие закончилось. Даррелл и Иелланд отсутствовали более семи месяцев и за это время собрали более двухсот животных и птиц. Они привезли в Англию девяносто пять млекопитающих (включая трех ангвантибо, сорок обезьян, детеныша шимпанзе и гигантскую белую мангусту), двенадцать рептилий и девяносто три редкие птицы. «Ангвантибо прибыл! — гласили заголовки местных газет. — Единственный живой ангвантибо в европейском зоопарке!»

Много лет спустя Даррелл вспоминал: «В Камеруне я побывал в соборе уходящем высоко в небо, так что было невозможно разглядеть фрески на потолке. Таким собором был для меня тропический лес. Не побывав в тропическом лесу, невозможно себе представить, насколько он сложен, удивителен и разнообразен. Впервые читая «Путешествие на «Бигле» Чарлза Дарвина, я считал, что он поддался поэтическому преувеличению. И только здесь, в Африке, я понял, что Дарвин не сумел по-настоящему оценить всю красоту тропического леса».

Источники:

Боттинг Дуглас «Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер», «Эксмо-пресс» 2002 г.

Даррелл Джеральд. Собрание сочинений в 9 томах, «Армада», 1995, «Зелёная серия»