Муниципальное бюджетное учреждение культуры "Централизованная библиотечная система"

Поиск

Тропой Атласова. Ч.2.

Тропой Атласова. Ч.2.

  Продолжаем наше виртуальное путешествие по Камчатке вместе с краеведом — исследователем Валерием Егоровичем Быкасовым, который предлагает нам свою версию маршрута Владимира Атласова, присоединившего Камчатку к России в 1697 году.

  Надо постоянно помнить, что главной, если не единственной, задачей В. Атласова, как высшего представителя великодержавной власти на Северо-Востоке России (да и как частного заинтересованного лица), было приведение «под высокую государеву руку» и объясачивание коренного населения, а не просто открытие «новых землиц». К тому же казаки и юкагиры постоянно нуждались в пище, которую они могли достать только и только в посёлках аборигенов, обменяв её на ножи и бусы, а то и попросту отняв, что частенько и происходило: «А идучи в Камчадальскую землю и из Камчадальской земли питались они оленями, которые полонили они у иноземцев, и рыбою, которою они имали у иноземцов, а иную рыбу сами ловили сетьми, которые взяты были с ними из Анадырского зимовья» («Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 10 февраля 1701 г. Землепроходцы. Т. 1. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 26).

Не стоит забывать и того, что ко времени похода В. Атласова эта часть территории уже более или менее была известна казакам и потому атласовцы об отсутствии на Парапольском долу постоянных поселений знали. И уж, безусловно, знали об этом как «вожи», нанятые В. Атласовым либо в Каменном, либо в Усть-Пенжинском острожках, так и Лука Морозко с Иваном Голыгиным, догнавшие к тому времени В. Атласова.

Во-вторых, следуя вдоль реки Куюл, В. Атласов, коль скоро его вели знающие «вожи», и коль скоро целью отряда было скорейшее достижение «люторских острогов», вряд ли решился бы проскочить тропу, проложенную, как уже говорилось выше, от Маметчинского залива к реке Алюторе. А тем более ту тропу, которая от Рекинникской губы выходила, пересекая Парапольский дол севернее перешейка, к горам Камлилькынтынуп (к самой южной, выходящей к перешейку, части Ветвейского хребта) и через Малетойваямский перевал Ветвейского хребта следовала к устью реки Алюторы.

То есть, хочу сказать со всей определённостью, вряд ли В. Атласов, зная об отсутствии на Парапольском долу и на самом перешейке постоянных поселений, испытывая дефицит времени и, главное, стремясь в первую очередь попасть именно к «люторским острогам» для сбору ясака, предпочёл прямой путь к реке Алюторе изрядному крюку через Камчатский перешеек.

Впрочем, давайте рассмотрим район Камчатского перешейка более пристально. Да, действительно, наиболее узкое, низкое и ровное место между Охотским и Беринговым морем приурочено к перешейку, соединяющему полуостров Камчатку с материком. Тем не менее, версии о пересечения отрядом самого перешейка в направлении с запада на восток (и обратно) никто из известных мне исследователей, в том числе и составители упомянутого «Атласа Камчатки», не выдвигал. И это далеко не случайно, так как в силу природных особенностей данной части Парапольского дола таковое мероприятие в зимних условиях относится к разряду экстремальных.

Рис. 3. Карт-схема движения походов русских людей по В. И. Воскобойникову. 

Вот что пишет по этому поводу С. Н. Стебницкий: «На суровость климата сильное влияние оказывает северный ветер, который дует в течение почти всей зимы. Благодаря этому очень суров климат не только Парапольского дола в южной части Пенжинского района, но и в местах расположения таких посёлков, как Кичига, Тымлат, лежащих поблизости от Анапского дола, находящегося в самом узком месте Камчатского перешейка. Он представляет собою нечто вроде трубы, через которую постоянно прорывается поток северного ветра. Даже тогда, когда на окрестных тундрах стоит тихая погода, в долине рек Анапки (восточное побережье) и Рекинниковской (западное побережье) дует ветер.

А если на окрестных тундрах ветрено и «идёт позёмка», т. е. ветром несёт снег, то через Анапку уже не едут. Подъедут к Анапкинскому долу, влезут на холм и смотрят, не слишком ли рискованно ехать. На Анапке постоянно пурга. Она не так страшна, если метёт только снег, лежащий на земле. Но если к тому же прибавляется снег, падающий с облаков, то ехать через Анапку безусловно рискованно. Ветер бывает очень сильный.

Был случай, когда целое стадо оленей снесло в море. Пастухи пасли оленей, дул сильный северный ветер со снегом, была пурга. Олени и пастухи невольно уклонялись в сторону от ветра и попали на морской лёд. Лёд был скользкий, оленей понесло по льду, и всё стадо вскоре оказалось у края льда. Олени попадали в воду и утонули» (Стебницкий С. Н. Очерки этнографии коряков. СПб.: Наука, 2000, с. 22).

Надо думать, что составители историко-географического атласа «Камчатка», привязывая начало поперечной части маршрута В. Атласова не к самому перешейку, а южнее, к месту, расположенному на западном побережье полуострова, в 60, примерно, километрах к югу от устья реки Пустой, также учитывали эти природные обстоятельства. Однако, прочерчивая путь отряда через северные отроги Срединного хребта к устью реки Алюторы, они, как мне представляется, в большей степени отталкивались от следующих слов В. Атласова: «и от того Камчатского носа (курсив мой, В. Б.), по скаскам иноземцов вожей, пошли они через высокую гору (кусив мой, В. Б.) и пришёл к люторским острогам» («Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 3 июля 1700 г. Землепроходцы. Т. 1. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 20). То есть они, скорее всего, понятие «Камчатский нос» интерпретировали как синоним понятия «Камчатский полуостров». И на этом основании привязали начало непосредственного продвижения отряда к восточному побережью не к Парапольскому долу, и даже не к самому перешейку, а к «высоким горам» северной части полуострова (рис. 4).

Рис. 4. Карт-схема походов отрядов В. Атласова и Л. Морозко к реке Тигиль в 1697 г.: 1 – по автору, 2– по историко-географическому атласу (11, с. 19); 3 – по Е. П. Орловой от Паланы к реке Алюторе (22, с. 14); 4 – перевалы, 5 – острожки. 

Однако, проводя столь прямую параллель между этими двумя совершенно разными географическими объектами, они не обратили внимания на то, что в те времена, начиная от Михаила Стадухина и вплоть до С. П. Крашенинникова (да и позже), Камчатским носом именовали пространство, которое, простираясь от устья реки Пенжины к югу, располагалось напротив полуострова Тайгонос, а не Камчатский полуостров как таковой.

Не учли они и того, что казаки и вольные люди того времени знали о географии тех мест гораздо больше того, что они докладывали начальству и (или) писали в своих «скасках» и донесениях. То есть, если сказать более определенно, они не учли того, что В. Атласов, многое зная об этой местности от своих предшественников, имея в составе отряда «вожей» из местных жителей, а также побывавших в тех местах Л. Морозко и И. Голыгина, ни в коем случае не стал бы делать лишний крюк на пути к «люторам».

Именно не учли, о чём, в частности, свидетельствует предположение одного из составителей вышеназванного «Атласа Камчатки» Б. П. Полевого, согласно которому отряд В. Атласова, следуя по западному побережью Пенжинской губы, дошёл на полуострове до перевала с реки Лесной на реку Карагу (рис. 4), перевалив через который он, якобы, вышел на восточное побережье полуострова в его (по словам Б. П. Полевого, Б. В.) самом узком месте (Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997, с. 86).

Кстати, вот это – « в самом узком месте полуострова» – высказывание, постоянно прилагаемое названным историком к междуречью Лесной и Караги, неверно изначально. В том смысле неверно, что в основе его лежит личное суждение Б. П. Полевого о том, что самое узкое место полуострова Камчатки приурочено к междуречью названных рек. Причём высказывалось это суждение в десятках статьях и книг этого плодовитого учёного. Вот и в последней своей монографии «Новое об открытии Камчатки», он пишет: «… северная часть Камчатского полуострова представляет из себя очень узкий перешеек, по существу «каменную переграду», с вершины которой можно одновременно видеть два моря. Действительно, на перевале реки Лесной, на вершине Караги, в ясную погоду видно вдали одновременно Охотское море и Берингово море» (Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997, с. 91).

Однако в качестве доказательства этого своего представления Б. П. Полевой использует не современные карты, или, тем более, космические снимки, а данные вековой и более давности. О чём можно судить, например, по приводимой им по этому поводу ссылке: «Благодаря тому, что губа Карагинская значительно вдалась в материк Камчатского полуострова, он в этом месте имеет наименьшую ширину: именно около 90 вёрст, и это есть единственное место на полуострове, где с перевала на главном хребте видны в ясную погоду оба моря – Берингово и Охотское» (Деливрон А. Лоция северо-западной части Восточного (Тихого) океана. Т IV. СПб.: 1910, стр. 136. Цитирую по Полевому Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997, с. 145).

Но даже на этом фоне – то есть на фоне отсутствия данных современных карт и аэрокосмических снимков, абсолютно неприемлемой является ссылка Б. П. Полевой в этом вопросе на мнение С. П. Крашенинникова. Вот как это выглядит в его интерпретации: «Здесь они (Леонтий Федотов сын и Савва Анисимов Сероглаз, В. Б.) контролировали переход через самую узкую часть полуострова Камчатки. Это было то самое место, о котором С. П. Крашенинников писал: «… река

Уемлян… от казаков Лесною называется. Сия река вершиною сошлась с рекою Карагою… чего ради по ней дорога есть на Восточное море…» (Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997, с. 126). И через несколько строк дополняет эти слова С. П. Крашенинникова другим его высказыванием, взятым из совершенно иного места: «для того, что в тех местах земля так узка, что по достоверным известиям с высоких гор в ясную погоду на обе стороны море видно» (Там же, с. 126).

Но сам-то С. П. Крашенинников писал эти последние слова совсем не о междуречье Караги и Лесной. Впрочем, судите сами, мой читатель.

«Камчатскою землицею и Камчаткою просто называется ныне оной великой мыс, который составляет последний предел Азии с восточную сторону, и от матёрой земли в море около семи градусов с половиною с севера на юг простирается.

Начало сего мыса полагаю я у Пустой реки и Анапкоя, текущих в ширине 59º½, из которых первая в Пенжинское, а другая в Восточное море впадает. 1. Для того, что в тех местах земля так узка, что по достоверным известиям, с высоких гор в ясную погоду на обе стороны море видно, а далее к северу земля становится шире, чего ради узкое сие место, по моему мнению, можно почесть за начало перешейка, соединяющего Камчатку с матёрою землёй, 2. что присуд камчатских острогов токмо до объявленных мест простирается, 3. что северные места за тем пределом Камчаткой не называются, но больше принадлежат заносью* (*Заносьем называются места от Анадырска к Камчатке лежащие, в том числе и самой Анадырск; для того, что оные, следуя из Якуцка, по ту сторону Чукоцкого носа находятся»), под которым именем Анадырской присуд заключается. Впрочем, не совсем опровергаю и то, что подлинное начало сего великого мыса между Пенжиною рекою и Анадыром почитать должно» (Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть, 1949, с. 98–99).

То есть, как можно видеть, С. П. Крашенинников писал совсем не так и совсем не о том, ибо наиболее узким местом Камчатки он считал Камчатский перешеек, к которому привязывал начало полуострова. О чём можно судить и по другому его высказыванию на этот счёт: «Верстах в 65 от Коуту (реки, В. Б.) следует Анапкой (Анапка, В. Б.) река, которая вершинами сошлась с впадающею в Пенжинское море Икыннаком (пустою) рекою, а устьем течёт в внутреннюю губу, называемую Ильпинскою, которая в длину вёрст на 5, а в ширину версты на 3 простирается. Хребет, из которого текут упомянутые реки, в рассуждении других мест весьма низок и ровен, и от обоих морей не более 50 вёрст расстоянием. Коряки почитают сие место за самое узкое из всего перешейка, соединяющего Камчатку с матёрою землёй, которой перешеек до Тумлатты и далее простирается» (Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть, 1949, с. 137).

Кстати, обращает на себя внимание то, как точны в своих представлениях о географии региона местные жители, Это я к тому, что и В. Атласов также получал от них весьма достоверные сведения о путях следования к тому или иному объекту. Настолько точны, продолжу, что исходя из этих сведений С. П. Крашенинников указал подлинный поперечник перешейка: «Перешеек оного полуострова (Камчатского, В. Б.) шириною вёрст на 70. С одну сторону его прилегло Олюторское море, а с другою Пенжинская губа…» (Крашенинников С. П. Описание Камчатского народа. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть. 1949, с. 691). Ибо в его оценке перешеек на 20 вёрст уже, чем «самое узкое» место А. Делеврона и Б. П. Полевого, и довольно близок к современным – около 100 км – данным.

Итак, скажу окончательно, С. П. Крашенинников самым узким местом полуострова считает его перешеек. И хотя он при этом всё же допускает возможность того, что полуостров Камчатка может начинаться от рек Пенжины и Анадыри, однако делает это по двум, вполне извинительным для его времени, основаниям – по причине отсутствия точных географических данных о тех местах вообще и своих собственных, в частности. А также вследствие следования мнению академика Г. Миллера, который считал возможным относить к Камчатскому полуострову пространство, простирающееся от Пенжинской губы до Камчатского перешейка и от этого же перешейка до реки Анадыри (Степанов Н. Н. Степан Петрович Крашенинников и его труд «Описание земли Камчатки». Описание земли Камчатки. 1949, с. 18).

Впрочем, этот пиетет по отношению к своему учителю и непосредственному руководителю станет понятным, если знать, что даже спустя два с половиной века другой известный историк Б. П. Полевой, во многих своих работах постоянно именует пространство, расположенное между Пенжинской губой и Беринговым морем севернее перешейка, Камчаткой; морское побережье от устья реки Пенжины и до Камчатского перешейка включительно – северо-западной оконечностью полуострова Камчатки; а самым узким местом Камчатского полуострова считает ту его часть, которая располагается напротив острова Карагинского.

И не просто считает, но и сознательно переиначивает слова С. П. Крашенинникова в пользу этого своего мнения. Ибо относительно междуречья Лесной и Караги, сам автор «Описания земли Камчатки» пишет: «…, а от Кинкиля в 20 верстах река Уемлян, которая от казаков Лесною называется. Сия река вершиною сошлась с рекою Карагою, как уже выше объявлено, чего ради по ней дорога есть на Восточное море…» (Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть, 1949, с. 150). И ни слова, ни до, ни после, о том, что это самое узкое место на полуострове и что только здесь можно видеть оба моря одновременно.

Впрочем, это не единственная ошибка Б. П. Полевого при описании маршрута В. Атласова. Удивительно, но, говоря о проходе атласовцев через долины рек Лесной и Караги, историк явно не замечает, что в этом случае отряд вышел бы не к «люторским острогам», как он утверждает, а к карагинским. Как не замечает он и того, что, следуя по восточному побережью полуострова от реки Караги к корякам обитающим на реке Олюторе, отряд вторично бы перешёл через перешеек. Ну и, наконец, не замечает он и того, что при таковом раскладе отряд самого В. Атласова после разделения должен был вновь выйти от реки Олюторы на восточное побережье Пенжинской губы и тем самым описать огромный круг. Или, по крайней мере, зигзаг от реки Лесной до реки Олюторы и обратно, если бы он от реки Олюторы вновь выходил на западное побережье по своему же следу – то есть сперва к реке Караге, а затем к реке Лесной. Но обо всём этом ни у В. Атласова, ни у самого Б. П. Полевого нет ни слова.

Так что остаётся только выразить сожаление по поводу того, что Б. П. Полевой, идя на поводу у своего ложного суждения о географии региона, что называется в упор не видел ошибочности своих суждений по поводу маршрута отряда В. Атласова. Именно, сожаление, ибо эта ошибка, как, пожалуй, никакая другая, демонстрирует то самое незнание историками-профессионалами географии региона, о котором говорилось выше.

Правда, поспешу заметить, не исключается, что именно профессионализм и послужил причиной столь нелепой ошибки маститого учёного. То есть, говоря иначе, постоянно работая с первичными архивными материалами и, прежде всего, с самыми первыми картами Северо-Востока и Камчатки (рис. 5), Б. П. Полевой настолько вжился в ту эпоху, что стал смотреть на вещи и ситуацию тех лет глазами человека того времени. И хотя это не извиняет Б. П. Полевого как историка, как человека его понять можно. Тем более что он был далеко не единственным, кто так необъяснимо заблуждался в географии полуострова.

Рис. 5. Карта Земли Камчатки с около лежащими местами. Из «Описания земли Камчатки» С. П. Крашенинникова.

К примеру, полувеком ранее его Е. П. Орлова (Орлова Е. П. Ительмены. Историко-этнографический очерк. СПб.: Наука, 1999, с. 14), говоря об этой же части маршрута отряда В. Атласова: «Оттуда (от Усть-Таловки, В. Б.) ехали они две недели подле моря и где-то возле Паланы перевалили через «высокую гору» и попали в район Олюторки» (рис. 5), настолько исказила географию Камчатки, что впору только разводить руками. Ибо мало того, что она в этом своём мнении некритично отнеслась к данным С. П. Крашенинникова о том, что отряд В. Атласова двигался по западному побережью Пенжинской губы от Усть-Пенжины до Паланы (см. выше), так ведь но ещё и не увидела, что река Олюторка располагается далеко за пределами полуострова. К тому же она не заметила, что если путь от Анадырска до Каменского занял у отряда В. Атласова 2,5 недели, то, по её же представлениям, на вдвое большее расстояние от Каменского до Паланы и оттуда до реки Олюторки казаки потратили всего 2 недели.

Впрочем, кто не ошибается! Мне же остаётся только выразить недоумение по поводу того, что среди множества критиков того же Б. П. Полевого и, главное, среди ещё большего числа его горячих камчатских почитателей и поклонников, не нашлось никого, кто бы сумел убедить маститого ученого в ошибочности названных и некоторых других (постоянное, например, именование им Бобрового моря – то есть акватории Тихого океана, лежащей между Кроноцким и Шипунским полуостровами, частью Берингова моря) его географических представлений. И понадеяться на то, что в свете столь поразительных заблуждений этого крупного учёного мои собственные огрехи на историческом поприще будут восприняты достаточно снисходительно. А таковая снисходительность, вернее – вдумчивое восприятие иного мнения, была бы очень даже к месту при рассмотрении предлагаемого мною варианта движения отряда В. Атласова к полуострову.

Но почему предлагается ещё один, и совершенно новый, вариант движения отряда В. Атласова от реки Пенжины к реке Алюторе? Да, прежде всего, потому, что всех вышеперечисленных нестыковок и заблуждений можно избежать, если предположить, что от реки Пенжины В. Атласов решил направиться не к самому полуострову, а сразу же к реке Алюторе (рис. 4) Уместно ли такое предположение и насколько? На мой взгляд, вполне. Особенно если принять во внимание некоторые привходящие обстоятельства.

Напомню, во-первых, что в поход В. Атласов отправился без разрешения якутского воеводы – а за это можно было очень серьёзно поплатиться. Во-вторых, достигнув Аклана и Каменского, В. Атласов, вопреки закону того времени, предписывающему брать дань с одних и тех же острогов раз в два года, вновь обложил ясаком пенжинских коряк, годом ранее уж объясаченных Михаилом Многогрешным (История Чукотки с древнейших времён до наших дней /Под руководством и общ. науч. ред. Н. Н. Дикова. М.: Мысль, 1989, с. 79; Леонтьева Г. А. Якутский казак Владимир Атласов – первопроходец Земли Камчатки. М.: Российская Академия наук. Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1997, с. 68). За что также пришлось бы отвечать – во всяком случае, новый анадырский приказной Григорий Постников, узнав об этом произволе из жалобы коряк, во второй раз попытался вернуть В. Атласова, дабы тот не натворил новых бед. Так что только достаточное количество привезённой пушнины – победителей не судят – могло загладить вину В. Атласова, и он, человек недюжинного ума, прекрасно это понимал. В-третьих, дойдя до Усть-Таловского острога – то есть, действительно пройдя немного «подле моря», В. Атласов убедился (как раньше в этом же убедились и казаки, посещавшие северные и западные берега Пенжинской губы), что на её безлесном побережье пушного зверя, и, прежде всего, соболя, нет. В-четвёртых, хотя он и знал из донесений Луки Морозко о наличие пушных зверей на самой Камчатке, абсолютно быть уверенным в успехе своего предприятия на полуострове он не мог. И, наконец, в-пятых, время также работало против В. Атласова, ибо повторный сбор ясака с пенжинских коряк потребовал у неготовых к такому повороту событий жителей долины реки Пенжины времени для добычи нужного количества пушнины. Да и нашлось это время лишь после того, как В. Атласов силой вынудил коряков заняться дополнительным промыслом пушного зверя. А на это опять же понадобилось время.

Вот отчего он и решил подстраховаться. То есть когда его догнали Лука Морозко и Иван Голыгин, которые 23 февраля 1697 года «сдали» Анадырский острог Григорию Постникову и с небольшим отрядом бросились в догон за В. Атласовым (Леонтьева Г. А. Якутский казак Владимир Атласов – первопроходец Земли Камчатки. М.: Российская Академия наук. Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1997, с. 68), пятидесятник, убедившись на деле, что на избранном им пути ни людей, ни пушных зверей нет, дабы не рисковать головой, повернул к объясаченным в 1695 году Лукой Морозко (и по его, надо полагать, подсказке) «люторским корякам», чтобы хоть с них, и на законных, при этом, основаниях, собрать ясак.

Кстати, тот факт (если он был, разумеется), что Л. Морозко и И. Голыгин, вышедшие из Анадырска через два с лишним месяца после В. Атласова, догнали его в устье реки Пенжины, лучше любых других доводов доказывает моё предположение о существенной задержке отряда атласовцев в районе Каменского. Равно как и предположение о далеко не мирном характере взаимоотношений казаков с местным населением.

Но всё же самой главной причиной резкого поворота атласовцев к «люторскому морю» оказался тот самый «шкурный», как было сказано выше, интерес казаков. Ибо всем им, включая и шедших вместе с ними ясачных юкагиров, в первую и главную очередь нужна был пушнина. А на пути вдоль (подле) моря, или по Парапольскому долу добыть её было невозможно. Хотя, конечно же, сыграли свою роль и погодные условия прибрежной территории (постоянные и очень жестокие пурги), и достоверное знание названного пути в Олюторскому морю.

Казалось бы, что этому предположению противостоит свидетельство самого В. Атласова: «И от тех де острогов (Каменного и Усть-Пенжинского, В. Б.) поехал он, Володимер с служилыми людьми в Камчатский нос и ехал на оленях подле моря 2 недели, и от того Камчатского носа, по скаскам иноземных вожей, пошли они через гору и пришёл к люторским острогам, к иноземцом к люторам…» («Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 3 июля 1700 г. Землепроходцы. Т. 1. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 20).

Но это только казалось бы. Ибо «поехал… в Камчатский нос», вовсе не означает, что он действительно сперва «приехал» в этот самый «нос», а уж только потом повернул к «люторским острогам». Более того, хотя движение к Камчатскому носу и было генеральным направлением движения отряда В. Атласова (а, точнее, его конечной целью), это отнюдь не означает, как считают те же, например, составители атласа «Камчатка», что атласовцы сперва достигли полуострова, и только затем повернули на восток.

Что же касается высказывания В. Атласова о движении «подле моря», то оно, скорее всего, говорит о том, что он (и с полным на то основанием) был убеждён в том, что к Алюторке можно было попасть, обойдя Камчатский нос вдоль берега. И это предположение тем более вероятно, что он не знал подлинных размеров этого самого носа. А тем самым, следуя к реке Алюторе, он вполне закономерно считал, что, в конечном счёте, следует «подле моря». Не говоря уже о том, что словосочетание «подле моря» вовсе не означает – вдоль самого берега моря.

Ну а чтобы окончательно убедить моих возможных оппонентов в том, что атласовцы действительно пошли к «люторским острогам», обращаю их внимание на, буквально, аналогичную ситуацию, сложившуюся при движении отряда В. Атласова от реки Кыгыл (Тигиль) к реке Камчатке. Ситуацию, подчеркну, изложенную самим В. Атласовым и, ещё раз подчеркну, практически теми же самыми словами, которые говорились им по поводу движения отряда от реки Пенжины: «… взяв вожев дву человек, пошёл с служилыми людьми и остальными ясачными юкагирами, которые не в измене, подле моря на оленях и дошёл на Камчатку реку» («Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 3 июля 1700 г. Землепроходцы. Т. 1. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 22). То есть совсем в другую сторону, оказывается, попал отряд, следуя «подле моря» от Тигиля. Но чем, позволительно спросить в таком случае, движение отряда от реки Пенжины до реки Алюторы отличается от его же движения от реки Тигиля к реке Камчатке?

Впрочем, о том, как, каким путём, попал В. Атласов на реку Камчатку, следуя от Тигиля, речь пойдёт в другой раз. А пока добавлю, что, по мнению Б. П. Полевого, на «Чертёжу вновь Камчадальской земли и моря», созданному картографом С. У. Ремезовым при содействии с В. Атласовым в 1700 году, маршрут отряда казаков, нанесённый пунктиром, от реки Пенжины резко поворачивает к «губе Люторской» (Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки: часть вторая. Петропавловск-Камчатский. Камчатский печатный двор, 1997, с. 97– 98). То есть всё-таки к Алюторе пошли казаки от реки Пенжины. Однако явная предубеждённость («самое узкое место полуострова расположено напротив острова Карагинского») так и не позволила историку увидеть того, что к «люторским острогам» отряд В. Атласова двигался не по восточному побережью Пенжинской губы, а по тропе, наезженной местными жителями через северную часть Парапольского дола.

Что же касается выражения «подле моря», то стоит ещё раз заметить, что далеко не всегда следует слова В. Атласова, воспринимать буквально. Особенно учитывая давность лет, разность менталитетов и, отсюда, совершенно различные способы выражения и восприятия мыслей. К тому же, добавлю, ни в коем случае, говоря о его походе, нельзя забывать того, что свои скаски пятидесятник диктовал спустя 3 и 4 года после начала похода. То есть постоянно следует помнить о том, что он не только подзабыл кое-какие детали, но и сознательно многое утаивал, как сознательно же многое – ту же численность местного населения полуострова, например – преувеличивал. Не говоря уже о том, что вспоминал он прошлое не в строгой хронологической последовательности и далеко не всегда привязывал свои конкретные дела и шаги к конкретным же местам и времени. Ну а самое главное, надо всегда помнить о том, что при всех своих отрицательных качествах, человек он был ума недюжинного и прекрасно знал не только то, что надо говорить, а чего нет, но и то кому и что хочется услышать. А слышать в Якутске, Тобольске и Москве хотели о самой Камчатке, а не о тех или иных нюансах передвижения отряда на пути к ней.

Впрочем, вернёмся к походу. Итак, предлагаемый мною вариант маршрута начинался от устья реки Таловки. А точнее – от Усть-Пенжинского (Усть-Таловского) острожка, как пишет сам В. Атласов («Скаска» пятидесятника Владимира Атласова от 3 июля 1700 г. Землепроходцы. Т. 1. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 20). Куда отряд действительно попал, двигаясь «подле моря». Однако, пройдя «подле моря» (возможно и несколько далее Усть-Таловского острожка), и убедившись, что кроме голых сопок на пути ничего нет, отряд повернул к нахоженной тропе, выходящей по реке Харитоня к перевалу через Пенжинский хребет (рис. 4). То есть тот самый хребет, который В. Атласов именует «высокими горами», через которые атласовцы вышли к «люторским острогам» Не слишком ли далеко эти горы расположены от реки Алюторы? Да всего лишь ненамного дальше, чем Срединный хребет, выдаваемый за таковые «высокие горы» авторами уже не раз упоминаемого атласа «Камчатка», тем же Б. П. Полевым и, тем более, той же Е. П. Орловой.

Что же касается вероятности прохода через теснину долины реки Таловки (как это предполагают составители атласа «Камчатка», рис. 4), которая прорезает Пенжинский хребет, то этому воспрепятствовал бы целый ряд причин. Во-первых, отсутствие в зажатой между гор долине оленьих пастбищ. Во-вторых, наличие пойменного леса, который надо было бы постоянно пересекать, переходя с одного борта долины на другой в местах, где река подрезала крутые склоны, что с оленями делать нелегко. В-третьих, за счёт стекания со склонов гор холодного воздуха и его последующего выхолаживания, морозы в этой части речной долины были на 5º, а то и на все 10º ниже фоновой, при том, что сама эта фоновая температура в этих местах даже в марте может достигать минус 35ºС, а в январе и вовсе опускаться до -50º и ниже. И это дополнительное охлаждение могло привести (да и приводило – сужу по опыту работы на Парапольском долу, где реки перемерзают насквозь) к образованию наледей, которые, как и густые заросли ивняка, создавали дополнительное препятствие для передвижения оленьего поезда. Не надо забывать и того, что время похода В. Атласова, а точнее период между 1645 и 175 годами, соответствует максимуму «малого ледникового периода» и потому морозы в те времена были куда покруче нынешних.

Так что, скорее всего, отряд В. Атласова пересёк Пенжинский хребет по веками набитой тропе. Перевалив через который, он по этой же тропе вышел к реке Энычаваям – правому истоку реки Таловки. Затем, следуя по тропе, идущей по долинам Энычаваям и её левого притока реки Найвалваям, отряд подошёл к перевалу Евьеин-Энельхан, в северной части Ветвейского хребта (рис. 4). Кстати, при 278 м абсолютной высоты, перевал, плавно возвышающийся над окружающей местностью, явно не претендует на звание «высоких гор». Преодолев перевал, отряд попал в долину реки Вывенки, в те времена именуемой Алутора или Олутора (Крашенинников С. П. Описание земли Камчатки. Том II. Санкт-Петербург. Наука. Петропавловск-Камчатский. Камшат, 1994, с. 61). А затем, двигаясь по её долине, неизбежно выходил к району нынешнего национального села Хаилино – точнее, к тому месту, где оленные маршруты и пешеходная тропа от реки Олюторы поворачивают к реке Пылговаям. Следуя по её долине, казаки вышли к реке Пахаче (Погыче) и, затем, к устью реки Апуки, где двумя годами ранее Л. Морозко поставил (История Чукотки с древнейших времён до наших дней /Под руководством и общ. науч. ред. Н. Н. Дикова. М.: Мысль, 1989, с. 79; Леонтьева Г. А. Якутский казак Владимир Атласов – первопроходец Земли Камчатки. М.: Российская Академия наук. Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая, 1997, с. 66) зимовье для сбора ясака.

Вот так, по моему мнению, отряд В. Атласова добирался до реки Алюторы. Достоверность (правомочность, точнее) предложенной версии маршрута отряда В. Атласова, помимо приведённых ранее свидетельств, подтверждают ещё два, как минимум, обстоятельства. Во-первых, об этом пути казаки знали. Знали как от предшественников, к тому времени объясачивших жителей долины рек Пенжины и северной части Парапольского дола; как от местных жителей, которых они расспрашивали буквально с пристрастием; так и, тем более, от того же Луки Морозко, прошедшего этим путём (или его частью) двумя годами ранее. А, во-вторых, буквально сразу же после похода В. Атласова этот маршрут стал постоянным путём следования русских из Анадыря на полуостров и обратно. Во всяком случае, всего три года спустя после похода В. Атласова на полуостров той же дорогой проследовал первый камчатский приказчик – боярский сын Тимофей Кобелев. А ещё через два года этим же путём прошла группа служивых людей во главе с Андреем Кутьиным, которая поставила шесть зимовий на реке Уке. Ну а в последующие времена, особенно после того, как на реке Алюторе казаками был (дважды) построен Олюторский острог, этот маршрут и вовсе стал основным путём, связывающим Камчатку с Анадырем. Хотя иногда летом на Камчатку плавали морем до с. Лесная (а, возможно, и до Тигиля) на байдарах, построенных в устье реки Чёрной. А временами, в марте-апреле, когда спадали морозы и образовывался мощный наст, казаки, дабы обойти воинственных олюторцев, на собачьих нартах передвигались и по западному побережью Пенжинской губы.

Впрочем, на этом я и завершу, до времени, описание похода В. Атласова. И не столько даже потому, что более чем с лишком исчерпал положенный лимит объёма статьи, сколько потому, что в походе его отряда по полуострову неясных мест так же более чем предостаточно. Начиная с того, каким путём проследовал отряд самого В. Атласова от р. Алюторы на западное побережье Камчатки. И продолжая тем – сразу же от реки Кыгыл (Тигиля) двинулся отряд Атласовцев к реке Большой, или всё же после похода в долину реки Камчатки.

Дело в том, что согласно С. П. Крашенинникову: «…Морозко с Атласовым сошёлся на Тигиле реке, а с Тигиля пошли они вперёд подле Пенжинского моря, и дошли до Голыгиной реки, где из их партии убит один служивой, Голыгин прозванием, отчего оная река и по сиё время Голыгиною называется, а на бою ли он убит или иным каким образом про то неизвестно.

От реки Голыгиной Володимер Отласов воротился назад и шёл тою же дорогой, которую и вперёд и, дошед до Ичи реки, зимовал. Той зимы Морозко Старицын отпросился с двумя иными служивыми на Тигил для свидания с друзьями, от которых друзей они и убиты. Володимер Отласов, перезимовав на Иче, перебрался на Камчатку реку, а шёл он с Ичи до Хариузовой подле Пенжинского моря, а потом и вверх по Хариузовой до её вершины;…» (Крашенинников С. П.О завоевании Камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служивых людей. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть. 1949, с. 749).

Согласитесь, тут есть над чем задуматься. Ну, хотя бы над тем – в Тигиле или всё же в Палане соединились отряды В. Атласова и Л. Морозко. А ведь, кроме того, вызывает интерес и такая проблема: где – на реке ли Камчатке в 2 верстах выше устья реки Еловки, в специально отстроенном для этого зимовье, или в двух зимовьях, расположенных на самой реке Еловке, в 50 верстах от её устья [Крашенинников С. П.О завоевании Камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцов изменах и о бунтах служивых людей. Описание земли Камчатки. М.–Л.: Главсевморпуть. 1949, с. 740] – и когда, т

1464
Нет комментариев. Ваш будет первым!