Вторая оборона Камчатки. Ч.2.
После удачного боя у дружинников, естественно, появилось намерение совершить нападение и на главный лагерь. 22 июля Сотниковым была произведена разведка, в которой приняли участие 18 наиболее опытных дружинников. Лагерь располагался на открытой местности. Подобраться к нему незаметно, особенно крупному отряду, было невозможно.
Дружинники, конечно, понимали, что брать штурмом или длительной осадой этот лагерь численно превосходящего противника необученным, вооруженным лишь берданками людям явно не по силам. Да и не было уже в этом острой необходимости, так как лишенные командира, деморализованные разгромом передового лагеря японские солдаты к каким-либо активным действиям были уже неспособны. По-видимому, они здесь долго не задержались и вернулись в Шумшу.
В это время от Нагорного с севера поступили тревожные сообщения о появлении у Колпакова и Ичи свыше десяти японских шхун. Требовался отпор и там.
Оставив озерновских японцев под наблюдением местных дружинников, Сотников с отрядом ушел на север. По пути, продвигаясь навстречу Нагорному, 9 августа он сжег в устье Воровской браконьерствующую здесь шхуну.
В то время как Сотников действовал в южной части западного побережья, Нагорный и командир Ичинской дружины Корякин в ночь с 16 на 17 июля произвели нападение на японцев, высадившихся на берег с четырех шхун в реке Иче. Было убито около 50 браконьеров.
В ночь с 26 на 27 июля эти же дружины напали на рыболовецкие базы японцев, расположившиеся вдоль реки Колпаковой на целых шесть верст. Одной шхуне из стоявших здесь девяти удалось уйти. Было убито около 200 японцев. Всего за летний сезон 1904 года на западном берегу было уничтожено 15 шхун.
На восточном побережье в 1904 году тоже были стычки с японцами. Наиболее крупное столкновение было в Караге. Здесь дружина создана не была, но само население организовало отпор японцам и уничтожило 30 человек. Только 5 человек сумели спастись, отплыв на шхуне. Однако в более глухих и менее населенных местах, как, например, в устьях рек Уки и Ивашки, возможно из-за отсутствия оружия, население было бессильно справиться с японцами, и они браконьерствовали все лето, бесчинствуя в селениях вплоть до совершения грабежей и убийств. Жители вынуждены были бросать все и уходить.
С наступлением навигации 1905 года стычки с японцами возобновились. Первая из них произошла 6 июня против Явино. Небольшая группа Сотникова, наблюдавшая за подходившей шхуной, вызвала на помощь из уже восстановленного села всех способных стрелять мужчин. Экипаж шхуны, не имея возможности под обстрелом с берега поднять якорь, спасся на шлюпках, а шхуна была прибуксована к берегу. 10 июля в устье Опалы произошел бой с довольно крупным десантом из 40 японцев. Искусно используя местность, 16 дружинников разгромили десант. Удалось уйти только семи японцам. Были захвачены ружья и, в том числе, многозарядные американские винчестеры. В рукопашной схватке один из дружинников, Осинкин, получил одиннадцать ножевых ран.
На протяжении всей войны японцы многократно производили налеты на котиковые и каланьи лежбища Командорских островов. На острове Беринга была сделана крупная попытка высадиться на Северном лежбище, закончившаяся потоплением шхуны.
Лежбища морских котиков на о. Беринга
Борьба защитников Камчатки с внешним врагом в сильнейшей степени осложнялась противодействием изнутри, как со стороны настроенных прояпонски некоторых чиновников Камчатки, так и даже прямых изменников.
Вот, например, какой прием был оказан начальником уезда Павским Сотникову, вернувшемуся осенью 1904 года в Петропавловск после завершения успешной обороны западного побережья: «Не выслушав даже словесного рапорта, стуча кулаком по столу, Павский кричал: “За что ты убивал японцев, они ведь мирные… Начальник Сильницкий был сумасшедшим, и его приказы дурацкие. Векентьева и тебя повесят за то, что исполняли его приказы, а правительство понесет убытки за уничтожение шхуны...”». Моральный облик этого Павского хорошо характеризует факт присвоения им имущества одного умершего местного купца. Его непосредственный начальник Ошурков, которого сменил Сильницкий, небескорыстно заинтересованный в прибылях купцов, разрешил, вопреки правительственному запрещению, свободную продажу спирта. Это дало возможность купцам спаивать охотников и буквально за бесценок забирать у них добытую пушнину. На покупку жизненно важных продуктов и товаров ее уже не оставалось, и в стойбищах процветали голод и нищета.
Могли ли такие люди и им подобные организовать в тех тяжелых условиях действенную защиту Камчатки? Думается, что для этого нужны были другие люди, люди, не замаравшие своей репутации у населения, достаточно энергичные, чтобы сплотить его для отпора интервентам.
Этим требованиям, несмотря на некоторые возможные их недостатки, отвечали взявшие в свои руки дело обороны Камчатки Сильницкий, Сотников, Нагорный и Векентьев, о котором, к сожалению, мы знаем очень мало.
А. П. Сильницкий, назначенный в начале 1903 года начальником Петропавловского уезда, до этого много лет работал редактором газеты «Приамурские ведомости», издававшейся в Хабаровске. Попутно он занимался исследованием Дальнего Востока, бывал на Чукотке и Камчатке. Будучи прогрессивным и честным человеком, он, к сожалению, не имел достаточного административного опыта, плохо учитывал реальную обстановку, что и принесло ему немало неприятностей.
Он сразу начал борьбу со злоупотреблениями, казнокрадством и пьянством чиновничьего аппарата, пресекал обман коренного населения торговцами. Его поддержал прибывший позднее Векентьев. Сильницкий запретил свободную продажу спирта; запретил скупку пушнины торговцами до окончательного сбора ясака, что ранее приводило к поступлению в ясак только второсортных шкурок; повысил цены на сдаваемую охотниками пушнину.
Эти меры сразу сказались на материальном благополучии коренного населения и, несомненно, способствовали усилению патриотических чувств и боевому настрою будущих ополченцев. Но они же лишили купцов их основных источников наживы. Пострадали интересы и многих чиновников и духовенства, которые пользовались благами незаконной торговли. И против Сильницкого образуется их общий фронт. Подымается кампания клеветы, жалоб и доносов. 9 апреля созывается совет именитых граждан города, который на основании медицинского заключения местного врача объявляет Сильницкого сумасшедшим и фактически отстраняет его от работы. Духовенство угрожает вывезти из города все свои «священные» атрибуты и закрыть церковь, до предела возбудив этим религиозно настроенное население. Грозили такие беспорядки, против которых Сильницкий был бессилен. Это вынудило его сделать покаянное заявление. Была достигнута договоренность, что он до приезда начальства будет по-прежнему выполнять свои обязанности.
Но скоро поступило сообщение о начале войны с Японией. Патриотические чувства временно взяли верх над личными, и все приняли участие в организации обороны. Но жалобы дошли за это время до Петербурга, нашли там сочувствие у некоторых высокопоставленных чиновников, и весной 1904 года было вынесено решение о снятии Сильницкого.
Это было поручено выполнить начальнику Командорских островов некоему Гребницкому. Вот как описывает Сильницкий развитие дальнейших событий: «18 июля, в разгар борьбы с японцами, на пароходе “Родондо” прибыл из Америки Гребницкий. В тот же день, на собранном совещании с участием всех лиц, присутствовавших 9 апреля, Гребницкий объявил Сильницкого, а заодно и Векентьева сумасшедшими и снятыми с работы. Начальником уезда он назначил своего старого сподвижника Павского. Он распорядился немедленно расформировать дружины, отобрать оружие и патроны, людей перевести на мирное положение, а всех помощников Сильницкого приказал “привлечь к суду за участие в разбое в отношении к мирным японцам, приходившим к нам ловить рыбу”».
Гребницкий распорядился доставить из Милькова пленного Гундзи и «извинился перед ним за прискорбное недоразумение, объяснимое единственно психическим расстройством уездного начальника и нервным расстройством его помощника».
«Но Гребницкому, — пишет Сильницкий, — так или иначе все же пришлось подписаться под боем у Явина, пришлось донести о пленении Гундзи, о наших потерях и об отличившихся в этом бою...» И он не посмел настаивать на исполнении своих приказов, успешно начатые оборонительные действия продолжались.
30 июля Сильницкий и Векентьев с семьями (у Сильницкого — жена и трое детей, у Векентьева — жена и двое детей) были посажены на прибывший из Америки пароход «Минеола» для отправки в Охотск. На этом же пароходе уезжал и Гребницкий. Выгрузка с парохода в Охотске производилась на открытом рейде на катер с последующим заходом его в реку. Предстояло пройти через Охотский бар. Так называется обычное для многих рек предустьевое мелководье, где даже в спокойную погоду образуются крутые высокие опасные для мелких судов волны. А погода как раз была свежая.
Прибывший из порта на паровом катере лоцман и сопровождавшие его казаки заявили Гребницкому, что проход через бар теперь опасен. В ответ короткое: «Не ваше дело». На более безопасный катер сели переезжавшие в Охотск приказчики Камчатского торгового общества, которых даже снабдили пробковыми поясами, а всех Сильницких и Векентьевых погрузили на шлюпку без каких-либо спасательных средств. При проходе через бар буксирный канат порвался, и суденышко завертело в волнах. С большим трудом удалось опять взять его на буксир. Только чудом эта высадка обошлась без человеческих жертв. От опасных свидетелей надо было во что бы то ни стало избавиться, а обстановка для этого была здесь подходящей: все можно было списать на море!
Из Охотска Сильницкий один, без семьи, с большими трудностями, на собаках и оленях добрался до Иркутска. Там его обследовали врачи и, конечно, установили, что он вполне здоров. Его попытки обратить внимание властей на творившиеся на Камчатке преступные дела наталкивались на чье-то противодействие в столичных верхах. К тому же шла война и властям было не до Камчатки. Вернувшись в Хабаровск, Сильницкий опять приступил к работе редактором «Приамурских ведомостей».
Самой крупной, но уже не имевшей никакого военного значения, а носящей чисто разбойничий характер операцией японцев на Камчатке была высадка их десанта в Петропавловске. 30 июля 1905 года у входа в Авачинскую бухту показалось два крейсера. Немногочисленные горожане, зная нравы японцев, спешно покинули город, бросив на произвол судьбы имущество и скот. Бросив якоря, японцы обстреляли город из шестидюймовых орудий и высадили десант в 200 человек.
Организовав охоту на коров и сделав запас говядины, японцы отправились на Командорские острова, но там, на удивление, ничего не тронули, а 5 августа опять появились у Петропавловска. Снова был высажен десант, снова началась охота на коров. На прощание японцы разгромили уездное управление, сожгли архив и уплыли.
Это нападение на совершенно беззащитный город они произвели через три дня после начала мирных переговоров в Портсмуте, когда все военные действия уже давно прекратились. Как Япония без объявления войны ее начала, так, вопреки международным правилам, по-разбойничьи ее и заканчивала!
В первых числах октября 1905 года Сильницкий вновь был послан на Камчатку, но уже в качестве ревизора. Его появление здесь, да еще в такой роли, было для его недавних противников ошеломляющим… Наряду с другими делами ему пришлось заняться разбором заключительных эпизодов деятельности Гребницкого. Выяснилось, что после отъезда с Камчатки в 1904 году он снова вернулся сюда незадолго до высадки японского десанта в Петропавловске.
В то время как все жители и администрация покинули город, Гребницкий с приказчиками Камчатского торгового общества остался и устроил для японских офицеров роскошный обед. И это после обстрела города! При так и оставшихся не выясненными обстоятельствах во время пребывания здесь десанта исчезла касса с казенными деньгами в сумме 40 тысяч рублей. Судя по путаному содержанию телеграммы, которую дал Гребницкий уже после отъезда с Камчатки, можно полагать, что эти деньги забрали не японцы, а он сам. Завершив все эти «дела», Гребницкий уехал в Америку, где вскоре и умер.
Главным итогом двухгодичных боев и стычек народных дружин и населения Камчатки с японцами явилось сохранение ее в составе России.
Сведений о потерях дружинников не имеется. Документально известно только о смерти одного Бирули. Упоминается о многих раненых, но сколько из них скончалось — неизвестно.
Более точны данные о потерях японцев. По сведениям, полученным русским консулом в Японии, за время войны японцы потеряли на Камчатке 40 шхун и 300 человек убитыми. Однако следующий расчет дает другие цифры. Так, при средней численности команды шхуны в 25 человек общая численность экипажей всех 40 шхун составляла приблизительно 1000 человек. Если даже допустить, что половина их спаслась или попала в плен, потери составили около 500 человек. Кроме того, у них были потери в случаях, когда шхуны не захватывались, как это было на мысе Лопатка, в бою у Озерной, в устье Опалы, в Караге, на острове Медном. По-видимому, потери японцев составили около 600–700 человек.
Кроме наград за оборону Командорских островов, за оборону западного и восточного побережий Камчатки Георгиевскими крестами и медалями награждены 27 дружинников.
Медаль за участие в русско-японской войне 1904-1905 гг.
Сотникову был присвоен чин подпоручика запаса. Присвоение офицерского чина еще раз подчеркивает большое значение, которое даже в то время придавали обороне Камчатки. Сильницкий был награжден орденом Св. Анны. С Ивойловского снята судимость.
Без какой-либо натяжки можно считать, что на фоне сплошных поражений и неудач как на сухопутных фронтах, так и на море оборона Камчатки являлась единственной крупной военной удачей России за всю войну.
После окончания войны японцы, чувствуя себя победителями, увеличили браконьерский лов в устьях рек. Мало того, они стали оказывать немногочисленным работникам рыболовного надзора вооруженное сопротивление. Жертвой его и стал Сотников. После войны он опять был назначен надзирателем за рыбными промыслами. Снова началась тяжелая борьба с браконьерами. Вел он ее бескомпромиссно. Однажды в устье Воровской он задержал четыре шхуны, наложил штраф и конфисковал сети. Обозленные японцы решили с ним разделаться и 6 августа 1906 года убили его и несколько сопровождавших его жителей села Воровское (теперь — Соболево).
с. Соболево
Значение тех далеких событий для Камчатки, и не только для нее, обязывает нас, живущих сейчас потомков и наследников защитников Камчатки, вспомнить наконец о них и воздать должное их памяти.
Памятник Бируле, являющийся единственным историческим памятником обороны Камчатки, должен быть восстановлен и возвращен на место, где он находился до 1968 года. Там его следует благоустроить и дополнить установкой мемориальной доски с краткими историческими сведениями.
В поселках Озерновском или Запорожье, в которых сейчас живут потомки явинцев и голыгинцев, установить памятник, посвященный военным действиям в этом районе.
В поселке Устьевое, рядом с которым находилась могила Сотникова, и в Соболеве установить памятники Сотникову и погибшим с ним.
Сотников, как начальник обороны западного побережья и командир Большерецкой дружины, заслуживает того, чтобы в Усть-Большерецке был установлен памятник, соответствующий значению происходивших здесь боев.
На острове Медном следует благоустроить могилу Лукина-Федотова и объявить ее памятником.
Необходимо продумать вопрос об установке памятника обороны в Петропавловске. В Петропавловске и других населенных пунктах, где создавались или действовали дружины, присвоить улицам названия по фамилиям организаторов, командиров и наиболее отличившихся дружинников.
Источник:
Семёнов В.И. Оборона Камчатки в период русско-японской войны 1904-1905 годов // Норд-Ост. — Петропавловск-Камчатский, 1985.
Фото взяты из свободных источников:
1. https://vk.com/wall73052244_918