Фёдор Харчин - камчатский Спартак. Восстание ительменов 1731 г. Часть 2

ХОД ВОССТАНИЯ

К середине 1720-х годов на Камчатке находилось 255 русских служилых людей, рассредоточенных в трёх острогах: Нижнекамчат­ском, Верхнекамчатском и Большерецком. По оценке историка С.А. Зуева соотношение взрослого мужского населения состав­ляло примерно 1 русский к 13-15 ительменам. Но помимо постоянного населения на Камчатке периодически находились участники морских экспедиций. В 1727 — 1728 годах здесь располагалась уже упоминавшаяся выше Первая Камчатская экспедиция. В сентябре — октяб­ре 1730 года на полуостров прибыл морской отряд, созданный в 1727 году для подчинения коряков и чукчей. Отряд в составе 65 казаков, 7 матросов, 3 мореходов, 4 гренадеров, двух солдат, подштурмана Ивана Фёдорова, геодезиста Михаила Гвоздева и «су­довых дел подмастерья» Ивана Спешнева возглавлял штурман Яков Генс.

23 июня 1731 г отряд Генса на судне «Св. Гавриил» вышел из Большерец­кого устья, обогнул мыс Лопатка и 9 июля достиг устья р. Камчатка. Пополнив здесь запасы продовольствия, экспедиция 20 июля отправилась к Чукот­ке. Однако поднявшийся встречный ветер заставил Генса поставить судно на якорь. Именно эта случайная, вынужденная остановка сыграет потом решающую роль в дальнейших событиях. Но не будем забегать вперёд.

В тех условиях, которые сложились на Камчатке, выступления местного населения были постоянным явлением. Аборигены нападали на отдельные отряды казаков, отказывались платить ясак, бросали всё и уходили подальше от непрошенных гостей. Но к концу 20-х годов 18 века у них созрела идея решить проблему кардинально, покончив раз и навсегда с притеснителями – вывести под корень «казачьих собак». В мае 1731 г. представители нескольких ительменских родов дого­ворились о совместном выступлении. Движущей силой заговора были тойоны (вожди) с реки Еловка и с Ключей. Предводителем восстания принято считать крещённого ительмена, еловского тойона Фёдора Харчина. Показательно, что при очень долгом подготовительном периоде и широком вовлечении в заговор нескольких независимых друг от друга племён, восстание удалось сохранить в тайне. Это даёт основание говорить о полном единодушии в их рядах и твердой убежденности в правоте своего дела.

Летом заговорщики вновь собрались в Ключах, чтобы обсудить ситуа­цию. Наиболее нетерпеливые предлагали поднять восстание немед­ленно, но большинство решило дождаться отправления с Камчатки «Св. Гавриила», на котором ушла бы значительная часть русских, а на полуострове остались бы лишь небольшие группы казаков, разбросанные по отдельным, удаленным друг от друга ост­рогам.

Не смотря на такую долгую подготовку, восстание всё же началось стихийно. Недовольство ительменов до­стигло предела, когда достаточно было одной капли, чтобы чаша их терпения переполнилась. Что и произошло, когда на Ключи (центр заговора) из Нижнекамчатского острога прибыл толмач Андрей Орлик, который решил порадовать аборигенов очередной новацией в сфере налогообложения. Он стал посылать ительменок за ягодами «неволею», хотя раньше у камчадалов никогда ягодных сборов не бывало. Возмущенные ительмены послали гонцов к Фёдору Харчину.

В это же время ительмены, наблюдавшие за отрядом Генса, сообщили Харчину, что «Св. Гавриил» поднял паруса и вышел из р. Камчатка в откры­тое море. К несчастью для восставших, они настолько спешили сообщить эту новость, что не удостоверились в окончательном уходе судна. Харчин со своими сторонниками прибыл на Клю­чи, где убил креативного менеджера Орлика и поплыл оттуда вниз по реке, уничтожая по пути всех казаков. Здесь уже стала ясна главная задача восставших: извести русских под корень, поэтому далее они не будут щадить никого.

Зачистив от казаков Ключи и устье Еловки, «бунтовщики» в составе еловских, ключевских и крестовских ительменов выступили к Нижнекамчат­скому острогу. Восстание началось.

В ночь на 20 июля 1731 г. ительмены подошли к Нижнекамчатску. Однако, понимая, что штурм, даже ночной и внезапный, может не удастся, восставшие решили выманить казаков из-за острожных стен. В этих целях они подожгли двор иеромонаха Иосифа Лазарева, стоявший вне острога. Его сын, за­метив огонь, выскочил из дома, бросился на колокольню и стал бить в коло­кол, созывая людей. Ничего не подозревавшие казаки вместе с жёнами и деть­ми бросились из острога тушить пожар. Сидевшие в засаде ительмены только этого и ждали. Началась безжалостная резня. Лишь нескольким казакам под прикрытием темноты удалось бежать. Оставшиеся в живых казачьи жёны и дети оказались в плену, причем женщины и девушки были изнасилованы и превращены в наложниц. Дальше восставшие планировали идти вниз по р. Камчатка для унич­тожения всех казаков, которые находились в пределах их досягаемости.

Сейчас мы понимаем, что глобально шансов на успех у восстания не было: всё-таки Камчатка, это не Чукотка, здесь и климат помягче, и в транспортном плане (после открытия морского пути из Охотска в Большерецк) Камчатка была в разы ближе к опорным центрам экспансии русского государства. И всё же шансы на полный (хотя и временный) успех именно в описываемый момент были абсолютно реальными. Начало восстания было скоординированным и внезапным для врага. При этом был выбран абсолютно правильный план действий. Сначала почти одновременное уничтожение в разных местах в низовьях р. Камчатка разрозненных групп русских, затем взятие Нижнекамчатского острога, после чего — ликвидация оставше­гося в живых противника. Это давало возможность разбить силы казаков по частям, не давим возможности соединиться. Не зря восставшие так бурно радовались своей победе.

Днем 20 июля победители разграбили «все пожитки казачьи, нарядились в самое их лучшее платье, в том числе иные в женское, а иные в священни­ческие ризы», и стали праздновать победу. Они устроили пиршество, пляски и шаманское камлание, а монастырский холоп (крещённый ительмен) по приказу Харчина пел молебен в священном одеянии. Но эйфория победителей была недолгой. В тот же день они узнали от ключевского тойона Чегеча, что «Св. Гавриил» задержался в устье Камчатки.

Бот «Святой архангел Гавриил» у берегов Камчатки

Чегеч с частью своих «родников» находился у мо­ря и, увидев возвращение судна, устремился к Нижнекамчатску, убивая всех русских, попадавшихся ему на пути. Получив нерадостное известие, ительмены, однако, не пали духом, а при­нялись укреплять острог. Воодушевленные легкой ночной победой, они были полны решимости продолжать борьбу. Разобрав церковную трапезную и несколько домов, восставшие поставили вокруг старого острога еще одну стену. В острог были перенесены всё продовольствие, боеприпасы и оружие. Чтобы улучшить видимость и лишить осаждаю­щих прикрытия, все казачьи дворы, стоявшие рядом с острогом, были сожже­ны. Восставшие готовились к серьёзной оборо­не.

Одновременно Харчин послал в ительменские поселения вверх по р. Кам­чатка сообщение о взятии Нижнекамчатского острога, призывая всех присое­диниться к восстанию. Как только окрестные жители услышали об успехе Харчина и его товари­щей, они начали совершать нападения на разрозненные группы казаков. Расправляясь с казаками, особенно ненавистным из них ительмены отрубали руки и насаживали на колья, демонстративно карая за жадность.

20 июля 1731 г. трое спасшихся казаков приплыли на батах в устье Камчатки и объявили «скаскою» бывшему там приказчику о захвате острога. Тот сразу же послал сообщение Я. Генсу, который со своей командой на «Св. Гаврииле» ожидал попутного ветра в устье реки. Штурман адекватно оценил ситуацию и выделил из своей партии 52 чело­века во главе с подмастерьем И. Спешневым. К отряду присоединились также местные казаки, помогавшие морской партии готовиться к отплытию. По дороге к Нижнекамчатску Спешнев начал получать более подробную информацию о численности восставших и решил запросить дополнительные силы, в первую очередь пушки. 24 июня отряд Спешнева подошёл к острогу и стал ожидать подкреплений. 26 июля на помощь осаждающим прибыли три пушки, две мортиры, матрос в качестве канонира, а также 25 казаков во главе с солдатом Александром Змие­вым. Таким образом, общая численность осаждавших достигла 108 человек. В свою очередь, количество оборонявшихся в остроге ительменских вои­нов не превышало 100 чел.

Штурм начался 27 июля. Первые артиллерийские залпы по острогу русские дали «мелким каменьем», надеясь напугать осажденных. Но те не дрогнули. Тогда из пушек откры­ли методичный огонь по воротам и стенам, пока не пробили в них бреши. После этого ительмены начали сдаваться. Сначала к русским перебегали по одному человеку, а более стойкие пытались остановить их силой. Затем сдача стала массовой. В это время, воспользовавшись неразберихой, из острога бежал Фёдор Харчин и еще некоторое количество восставших.

Когда основная масса ительменов сдалась, казаки ворвались в острог. Но здесь они наткнулись на отчаянное сопротивление последних четырех оборонявшихся во главе с ключевским тойоном Чегечем, которые заперлись в ясачной избе и казённых амбарах и оттуда отстреливались из ружей и луков. Казаки за­брались на крыши и стали разбирать потолочные бревна. Тогда не желавшие сдаваться защитники подожгли хранившийся в амбарах порох, в результате чего произошел взрыв и «тотчас весь острог огнем обняло. А означенный Чегеч из анбару в острожную башню выскочил и непрестанно по служивым стрелял и копь­ями метал, покамест его на копья не подхватили». Сожжённый Нижнекамчатск полностью перешёл в руки казаков.

Но потери восставших на этом не закончились, поскольку сразу после взятия острога казаки начали резать пленных ительменских воинов. Спешневу с большим трудом удалось остановить самосуд, переведя оставшихся в живых пленных под охрану морской партии. Позднее, уже в коде следствия, выяснилось, что в пожаре сгорело четыре человека, в ходе боя погибло 32 (в том числе и убитые самими восставшими при попытке бегства), а во время резни, устроенной казаками, — 33 чел. Из ительменок (жён восставших) погибли только две, по­скольку женщин, «робят и девок» казаки, по старой доброй привычке, «брали и делили по себе в холопство». Со стороны осаждавших погибло три казака, к 11 ноября скончались от ран ещё пятеро.

Не смотря на поражение, ительмены складывать оружие не собирались. После ухода отряда Спешнева от Нижнекамчатска, восставшие полностью выжгли останки острога. Продолжались и нападения на небольшие казацкие отряды. В этой ситуации Я. Генс снова выделил из своей команды отряд под командованием уже знакомого нам солдата Змиева. 17 августа Змиев во главе 38 служилых людей и с двумя пушками выступил в поход. Тем временем Харчин и другие вожди восстания предпринимали усилия по организации дальнейшей борьбы с русскими. После первого серьёзного поражения к восставшим присоединялись уже не так охотно, но человек семьдесят Харчину собрать всё же удалось. Ительмены рассчитывали ещё раз повторить свой успех: они предполагали подойти ночью к казачьему лагерю в устье Камчатки, тайком поджечь его, ну и, разумеется, перебить всех казаков.

28 августа разведка отряда Змиева, продвигаясь на батах вверх по Камчат­ке, столкнулась в устье р. Ключевка с плывшими навстречу вос­ставшими.

Харчин, посчитав, что русских немного, напал на них. Завя­залась перестрелка. Но вскоре, когда подтянулся весь отряд Змиева, ительмены поняли свою ошибку. Они отступили, высадились на берег и засели на вершине ближайшей сопки. Противоборствующие стороны перешли к переговорам, в результате которых русским удалось хитростью пленить Фёдора Харчина. Справедливости ради, к этому моменту он уже понимал всю безнадёжность дальнейшего сопротивления. Тем не менее переговоры затягивались и, потеряв терпение, Змиев приказал дать по «бунтовщикам» два пушечных залпа картечью, что и решило исход противостояния: ительмены разбежались. Змиев двинулся вверх по Еловке, к стойбищу одного из непокорных вождей восставших – тойона Тигила. Поняв, что уйти от погони не удастся, Тигил и его воины (5-8 чел.), стали отстреливаться из единственного ружья и луков. Получивший тяжелое ранение Тигил, убив своих жён, детей и холопов, зарезался. Погибли и его воины. Казакам удалось захватить живыми только двух женщин.

В результате похода отряда Змиева восстание в долине реки Камчатки было в основном подавлено. Быстрота и решительность, с которой это было сделано, стало решающим фактором того, что восстание не перекинулось на всю Камчатку. Некоторые ительменские племена, поняв, в чью сторону клонится победа, даже стали оказывать вооружённое сопротивление «бунтовщикам». Тем не менее, восстание не прекратилось. Осенью 1731 г. – зимой 1732 г. его основными районами стали западное и южное побережье Камчатки, где ряд ительменских острожков, узнав о разорении Нижнекамчатского острога и «побитии» служилых людей, все же встал на тропу войны.

Для усмирения «бунтовщиков» новый камчатский комиссар дворянин Иван Эверстов отправил из Большерецка на север отряд во главе с казачьим пятидесятником Андреем Штинниковым. В состав отряда, помимо пятидесяти казаков, входило около тридцати ительменов, сохранивших верность русской власти. Штинников прошелся каратель­ным рейдом по западному побережью Камчатки, приводя в покорность «мятежников». Из Верхнекамчатска в этих же целях на восток, к реке Жупанова был отправлен отряд Михаила Сапожникова, который «из оных изменников немногих людей побил, а другие де боясь такой измены сами придавились и розбежались». В жизни ительменов самоубийство, действительно, было обычным явлением, но, как мы увидим чуть ниже, далеко не все «изменники» в данном случае «давились сами».

Для полного умиротворения ительменов, тех сил, которые имелись в Большерец­ке и Верхнекамчатске, не хватало. В частности, отправленные на юг полуострова в конце декаб­ря 1731 г. казаки, возглавляемые тем же Штиннниковым, «в поход на Авачу за малолюдством идти не посмели» и отступили в Большерецк.

Большерецкий острог

В январе 1732 г. Эверстов запросил помощь у Генса. Тот снова отправил требуемое число служилых людей (40 человек) во главе с Лаврентием Поляковым, но дать вооружение и боеприпасы отказался, мотивируя тем, что их запас ограни­чен. Отряд Полякова в середине февраля выступил на соединение с отрядом Штинникова (30 казаков), кото­рый в это время действовал в районе р. Большая. 26 февраля Генс получил очередную просьбу Эверстова и выделил из своей партии одного матроса, ещё 25 казаков, во главе с хорошо зарекомендовавшим себя солдатом Змиевым, и пушки. В соответствии с инструкцией, полученной от Генса, Змиев должен был «сыскивать изменников» и призывать их «ласкою» вер­нуться в ясачное состояние, а «в случае противности, поступать на них военного рукою легулярно». В марте Змиев выступил в свой третий поход.

Его отряд дошёл до Большерецкого острога, где объединился с отрядами Полякова и Штинникова. Командиры, посовещавшись, решили нанести первый удар по авачинцам, численность и активность которых внушали наибольшее опасение. В конце апреля карательный отряд выступил из Большерецка на Авачу. Авачинцы во главе с тойонами Вахлачем и двумя братьями Каначами в это время должны были находиться в острож­ке на р. Быстрая. Когда русский отряд подо­шёл туда, большая часть ительменов находилась на промысле рыбы, а в самом острожке было всего 73 человека. На попытку русских завести переговоры они ответили выстрелами. Завя­зался бой, и под прикрытием пушечного и ружейного огня казаки пошли на штурм. Ворвавшись в острожек, они застали в живых только шесть чело­век, остальные или погибли во время боя, или «передавились и сами перерезались».

При этом из самих казаков никто не погиб, и только два человека были ранены. Бывшие на промысле камчадалы, услышав выстрелы в районе острога, большей частью разбежались, но около 50 человек во главе с Каначем Младшим организованно отошли в устье Авачи, где укрылись в острожке на небольшом скалистом островке.

6 мая туда подошли казаки. Переговоры опять не дали результата, но штурм острожка на этот раз провалился, так как остров был практически непри­ступным (при штурме был ранен в голову Штинников). Потерпев неудачу, казаки решили взять осажденных измором. 14 мая, после недельной осады, когда в острожке закончилась пресная вода и начался голод, авачинцы сда­лись. Озлобленные казаки тут же, без всякого разбирательства, казнили Ка­нача Младшего и около 25 его «родников», прочих били плетьми и батогами.

К началу лета 1732 г., после разгрома основных сил авачинцев, восстание ительменов против русской власти в ос­новном было подавлено. Сопротивление еще некоторое время оказывали хайрюзовцы во главе с тойонами Максимкой и Шербаком, сумевшие отбиться от отря­да Штинникова, отсидевшись в «крепком остроге». Ликвидировать очаг «из­мены» на Хайрюзовой удалось после того, как на Камчатку прибыла след­ственная комиссия, и против хайрюзовцев послали отряд солдат.

Действия карателей, в первую очередь камчатских казаков, в ходе подав­ления восстания отличались жестокостью и массовым истреблением итель­менов. Как писал Крашенинников, казаки «громили всех без пощады и милости», не выясняя, как правило, степень виновности «бунтовщиков». По итогам следствия стало известно, отрядом Штинникова только в походе по рекам Воровская, Облуковина и Белого­ловая было убито «без всякой причины» и без сопротивления 170, а с оружием в руках — всего 15 человек. На Аваче отряды Штинникова и Змиева перебили 89 не сопротивлявшихся камчадалов. Другой казачий командир М. Сапожников, как мы помним, еще в октябре 1731 г. посланный в устье Жупановой для возвращения в ясачный платеж тойона Начика, «вышеозначенных жупановских иноземцов прибил и переколол девять человек без противности их». В 1732 г. тот же Сапожников насмерть забил батогами тойона Огоня.

Следователи, заинтересовавшись вопросом, с какой целью казаки в массо­вом порядке истребляли мужчин-ительменов, выяснили, что делалось это исключительно с целью наживы: «чтоб жён их и детей побрать себе в холопство», а пожитки поделить как военные трофеи. Здесь мы видим ещё одно проявление неубиваемой традиции вольного казаче­ства: грабительские походы «за зипунами», с их последующим разделом «на дуване».

Охотский командир Г. Г. Скорняков-Писарев сообщал в 1732 г, что кам­чатские казаки «разделили посебе» более трёхсот женщин и детей. По этому поводу Крашенинников писал: «Во всех погромленных острожках брали они в полон жён и детей иноземческих, и прочие их пожитки, рыбьи сети, собачьи куклянки, собаки и санки, которые после победы по себе делили», и, подавив восстание ительменов, «погyбя их множество и успокоя, возвратились по своим местам с великого прибылью».

Восстание и его подавление сопровождалось проявлением обоюдной жес­токости, что привело к значительным потерям с обеих сторон. По подсчётам историка С. А. Зуева, количество погибших во время восстания взрослых мужчин – ительменов можно оценить примерно в триста человек. Число погибших женщин и детей подсчитать практически невозможно. Непосредственно от рук казаков их погибло немного, но сами ительмены в виду поражения, как правило, убивали свои семьи. К тому же, практически все убитые восставшими казацкие жёны были ительменками. Несмотря на то, что такие цифры, на первый взгляд, не выглядят устрашающими, после подавления восстания численность коренного взрослого мужского населения сократилась не менее чем на 11 % от того уровня, который был до восстания. Часть ительменских поселений, по сведениям Крашенинникова, запустела и оказалась на грани исчезновения.

Потери русских в абсолютном выражении были значительно меньше. По подсчётам того же Зуева с русской стороны погибло примерно 65 человек мужского и 16 — женского пола. Число убитых женщин (ительменок, как уже говорилось), скорее всего занижено, поскольку в документах оно не всегда точно указывалось. В относительном же выражении, учитывая, что среди русских погибли в основном местные жители, потери оказались весьма впечатляющими: около 30% постоянного русского мужского населения Камчатки. Вот только, в отличие от ительменов, ресурс для восполнения этих потерь был тогда практически бесконечным.

Восстание ительменов под руководством Фёдора Харчина было скоротечным, однако потрясло самые основы русского господства на полуострове. Это была последняя, отчаянная попытка ительменов отстоять свою независимость, а разгром восстания окончательно утвердил их подчинение русской власти.

Анализируя ход восстания, мы должны понимать, что оно, в отличие, например, от вынесенного в название восстания Спартака, было настоящим столкновением цивилизаций. Если многие гладиаторы сами имели военный опыт и прекрасно представляли себе, на что способны римские легионы, то для ительменов русские были людьми из будущего – чужими, пугающими, непонятными. Обычный человек в принципе не может осознать, что значит разница в три тысячи лет развития общества (если он, конечно, не слушает лекции Станислава Дробышевского на Ютубе). Поэтому не стоит судить по современным меркам тех людей, которые из Каменного века попали сразу в Новое время. Возможно, кому-то поведение восставших покажется недостаточно пафосным и героическим, но как бы вы сами вели себя, получив в противники десептиконов, или ещё каких тварей из настолько далёкого будущего, что вы не можете себе его даже представить? При всём этом, на мой взгляд, история восстания ительменов даёт нам примеры настоящего героизма даже в современном его понимании.

Показательно, что во всех основных сражениях восстания, решающую роль сыграла артиллерия. За те три десятка лет, которые прошли от присоединения Камчатки до восстания, камчадалы успели привыкнуть к ручному огнестрельному оружию и даже сами начали его использовать. Но вот боевое применение пушек оказало на них сильнейший деморализующий эффект. И дело здесь не в трусости, поскольку к смерти ительмены относились спокойно, о чём свидетельствует, например, поведение тех из восставших, кто был впоследствии приговорён к смертной казни. Один из них даже со смехом сказал, перед тем как взойти на эшафот, что уж он-то должен быть последним повешенным среди всех собравшихся. Кроме «бесстрашия, с каким тамошний народ к смерти ходит» Крашенинников писал и о полной невосприимчивости ительменов к телесным наказаниям. Самое большое, что удавалось от них добиться плетьми, это восклицание после первого удара, а после этого, сколько не мучь – не издавали не звука: «и более того допытаться у них пристрастием [пытками] не можно, как токмо что в допросе добровольно сказали». Но вот артиллерия им очевидно показалась чем-то превосходящим рамки человеческих возможностей сопротивления – карой сверхъестественных сил, с которыми бороться бесполезно.

Окончание следует…

ИСТОЧНИКИ:

Зуев С. А. «Камчатский бунт 1731 г.: из истории русско-ительменских отношений»// «Вопросы истории Камчатки». Вып. 3. П-К. «Новая книга», 2007. Стр. 108-191.

Крашенинников С. П. «Описание земли Камчатки». М. «Эксмо», 2010.